Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания - [299]

Нет, я никогда не изменяла органической химии, всегда считала и считаю, что это самая интересная наука. Я всегда любила органическое вещество как таковое, любила выделять его в чистом виде, выделять его из смеси других веществ, любоваться его прозрачностью, его блеском, красотой, кристаллической формой, радоваться его интересным превращениям, многообразию его реакций, разнообразным его применениям.

Химия есть наука о веществе, а теперь физикохимики и неорганики все больше и больше забывают о веществе, не видят, не чувствуют его, никогда не держа в руках. Определяют один констант, одни кривые, на защитах таких работ часто не увидишь на таблицах ни одной химической формулы. На лекциях по неорганической химии теперь не читают о различных химических элементах, об их свойствах, как это было, когда я работала на кафедре общей химии и вместе с другими преподавателями вела семинарские и практические занятия со студентами первого курса. Грани между отдельными естественными науками все более и более стираются: физическая химия, коллоидная химия, электрохимия, радиохимия, химическая физика, биохимия, физическая органическая химия… Возникновение этих наук естественно и закономерно, однако специалисты во всех этих отраслях знаний не должны забывать, что они являются химиками, а химия есть наука о веществе! В этом отношении мы с Фридой очень хорошо понимали друг друга, она так же, как и я, любила вещество.

Степан Николаевич Данилов недолго пробыл у нас заведующим кафедрой после переезда на Средний. Покидая нашу лабораторию в НИХИ, мы сфотографировались всей кафедрой на широкой и красивой лестнице, ведущей двумя рукавами из этажа в этаж. После него заведовать кафедрой стал Никита. Степан Николаевич заботился о кафедре, об укреплении ее кадрами за счет единиц НИХИ, боролся за то, чтобы ей была предоставлена достаточно большая площадь, внимательно следил за развитием научной работы кафедры, за научными докладами сотрудников кафедры, отчитывавшихся о своей работе. В Ленинграде открылся новый институт Академии наук — Институт высокомолекулярных соединений (ИВС). Степан Николаевич как членкор, специалист по химии целлюлозы, получил в этом институте лабораторию. Совмещать работу в ХТИ и в ИВС с работой в Университете стало слишком трудно, и Степан Николаевич Данилов должен был расстаться с нами.

Нам очень жаль было расставиться с таким заведующим и таким директором НИХИ. Степан Николаевич был в то время одним из самых сильных органиков Ленинграда, многолетним сотрудником и талантливым учеником Алексея Евграфовича. Помимо своей научно-педагогической работы, Степан Николаевич стал после Алексея Евграфовича его преемником на посту главного редактора «Журнала общей химии» и продолжает эту полезную деятельность и в настоящее время. Его деятельным помощником в работе по журналу в качестве члена редколлегии в течение долгих лет (до самой своей смерти в 1968 году) была Фрида. Даже утром в день своей смерти она сидела и правила рукописи, пока внезапное сильнейшее кровоизлияние не прервало ее жизнь.

Вечера я проводила дома с Марией Маркеловной и Машей. По праздникам, как обычно, приходили Игорь с Таней, приходили они самостоятельно, а в воскресенье вечером я их провожала до трамвая, до остановки на Пушкинской площади. Оле редко удавалось бывать у нас, Михаил Николаевич был очень болен, передвигался только в кресле на колесах, требовал постоянного внимания, по ночам спал плохо, без конца звал Олю. Когда Оля бывала на работе, при нем все время был кто-нибудь: Анастасия Васильевна или Мария Васильевна исполняли при нем обязанности сиделок. Ему становилось все хуже, и 11 марта 1957 года он скончался. Похоронили его на Богословском кладбище. Кафедра энтомологии Лестотехнической академии и ученики Михаила Николаевича принимали участие в организации похорон и состоявшегося вскоре в малом конференц-зале Академии наук заседании, посвященном памяти Михаила Николаевича. В похоронах участвовали и его внуки — Игорь и Танюша. Мы с Марией Маркеловной, конечно, тоже отдали последний долг покойному.

Летом опять мы все собрались в Комарово, только не было с нами «дедушки Миши», никто не осматривал кусты и деревья, никто не искал на стенах, пригретых солнцем, наслаждающихся теплом насекомых. Мир тебе и покой, мирный и доброжелательный человек, влюбленный в свою науку! А молодое поколение наслаждалось летом, купалось, играло, каталось на велосипедах. Я по-прежнему возилась в саду, собирала урожай земляники, варила варенье. Мария Маркеловна, как всегда, хлопотала по хозяйству, обшивала внуков, принимала гостей, приезжавших из города, приходивших из Академгородка, сама навещала знакомых академиков.

Особенно часто приходили к нам Л. С. Берг с Марией Михайловной. Лев Семенович остался верен себе: когда распределяли участки под дачи академикам, он не хлопотал, не выбирал, взял то, что осталось. Участок ему достался в той стороне академического поселка, которая примыкает к линии железной дороги, в густом и сыром лесу. Участок Баранниковых был, наоборот, почти совсем оголен. О. Н. Баранниковой много пришлось хлопотать относительно его озеленения. А. П. Баранников плохо себя чувствовал, не делал далеких прогулок, Мария Маркеловна сама его навещала. Он всегда очень радовался ее приходу. Недолго он прожил на даче, года через два он скончался, перед смертью он просил О. Н. Баранникову передать Марии Маркеловне его портрет с трогательной собственноручной подписью. Умер он летом, и похоронили его на Комаровском кладбище.