Фаворит богини - [92]

Нахрапом взять замок у угров не вышло — оставив под стенами с десяток трупов, передовой отряд перенес свое внимание на менее защищенные дома. Далее в течение дня было еще несколько вялых попыток штурма, но все были какие-то несогласованные и кратковременные — так, проверка на вшивость. Но ближе к концу дня к стенам замка стали подтягивается отряды со штурмовыми лестницами. Когда количество лестниц превысило количество активных защитников — около двух десятков мужчин — начался штурм. Сигрид переодела Ингу в драный, мальчишеский наряд, как и ее брата, видимо, позаимствованный у дворни, срезала ее золотистые волосы и измазала лицо грязью, и обратилась почему-то только к дочери.

— Инга, ты должна выжить. Я знаю, ты сможешь. Мне, когда я была совсем девочкой как ты, шаманка сказала, что я рожу великую королеву, имя которой пройдет через века. Веди себя как испуганный маленький мальчик, и пока не станешь сильной, никому не открывай своего истинного имени! И не плачь, у тебя все получится.

Когда в замок ворвались захватчики и перебили последних защитников, забаррикадировавшихся на первом этаже. Сигрид с фрейлинами заперлась на третьем, а остальная прислуга и Инга с братом укрылись на втором. Когда все ценности были разграблены, захватчики приступили к дикому кутежу, вино полилось рекой, в закуске недостатка тоже не наблюдалось, и с бабами был полный порядок. Поначалу всех более-менее молодых утащили на третий этаж, где расположилась элита угров, те, когда полностью насытились женскими телами, передали их вниз, на второй, своим подчиненным. Женщины к тому времени вид имели весьма помятый, но были приняты полусотней пьяных бойцов на ура. Насилие вступило в новую фазу. Брат Инги, несмотря на предупреждение сестры, бросился на насильника мамы, сразу был убит и выброшен в окно, как и все трупы до этого, Видимо тонкая душевная организация убийц не могла совместить в себе праздничное действо и рабочую обстановку. Оргия закончилась только под утро, когда даже самых стойких воинов, сломленных Бахусом, свалил сон. Выглядевшая до этого полумертвой Сигрид легко поднялась, вынула из ножен своего последнего насильника кинжал, и перерезала ему горло. Та же участь постигла его соседа, и соседа соседа. Убивала она всех очень сосредоточенно и аккуратно, словно втыкала не кинжал в очередную жертву, а иглу в пяльца для вышивки. Видимо проснулись дремавшие до поры гены ее бабки Хельги по прозвищу «кровавая», которая не задумываясь в качестве аргумента в споре пускала в ход кинжал или даже топор, и по слухам, даже сам непобедимый Рёрик Ютландский старался не конфликтовать со своей невесткой. Когда возня, храпы, бормотание и другие звуки, производимые пьяным людьми стихли, Сигрид забаррикадировала дверь ведущею на лестницу вниз тяжелой скамьей, и не торопясь, стала обильно поливать пол и другие деревянные конструкции маслом из ламп. Не в силах пошевелится от увиденного, Инга наблюдала, как огонек робко лизнул разлитое угощение, раз, другой, третий и радостно потрескивая, жадно набросился на предложенное лакомство. Раздавшиеся испуганные возгласы оставшихся в живых обитателей замка прервал властный голос матери.

— Чего ждете? Сгореть хотите?! Прыгайте в окно! Там из наших родичей враги устроили вам мягкую подстилку. И тут же повернувшись к дочери — ласково. — И ты ступай, девочка моя, у тебя все будет хорошо, я в тебя верю. Обо мне не беспокойся, огонь выжжет позор, и очистит душу, и я уверена наши предки с гордостью примут меня на небесах.

Пока она это говорила, жар от разбушевавшегося пламени стал нестерпим. Сигрид будь-то не замечая этого, улыбаясь, подхватила дочь подмышки перенесла за окно и опустив пониже разжала руки. Инга успела схватить мать за руку, но пальцы не удержали скользкую от крови захватчиков руку. Приземление было удачным, если не считать прикушенного языка. Когда она подняла взгляд вверх на окно, Сигрид уже не было, в место нее из проема вырвался клуб дыма, который несколько раз моргнув красным, превратился в столб пламени. Какая-то тетка из дворни подхватила упирающуюся девочку, и побежала прочь, в сторону ворот. Их бегство было недолгим. Еще толком не расцвело, а они уже попались конному разъезду Угров.

Как пояснил Дед, дунайские Угры — это будущие венгры, которые отделились от оседлых Хантов и Манси, и притопали к низовью Дуная аж с северного Урала (земляки, оказывается) пехом, пробираясь сквозь обитаемые земли с огнем и мечом четыре тысячелетия. Получается практически по километру в год продвигалось воинственное племя, тысячелетиями нарабатывая стратегию победы, и культивируя воина. Я и сам вспомнил, как где-то читал, что по воспоминаниям русских командиров войны восемьсот двенадцатого года, что единственные, кто мог устоять перед русской штыковой атакой — были мадьярские (венгерские) пехотинцы.

Далее начались стандартные процедуры перекупки рабов мелкооптовыми покупателями, пересылка, перепродажа оптовикам, вновь пересылка, сбитые в кровь ноги, еда, внешне напоминающая корм для свиней, а по запаху еще хуже, полное безразличие к своей судьбе, сплав на какой-то убогой барже по Дунаю, и наконец — рабский рынок в Томах. Полом Инги никто не заморачивался — одет как мальчик — значит мальчик. Когда девяносто процентов товара из клети, где сидела девочка, было продано — наступило длительное затишье. За три последующих дня не было продано ни одного раба. И тут к загону подошел грек, явно страдающий ожирением. Как только он остановился у загона, его раб подставил под его седалище табурет. Отдышавшись и вытерев обильный пот с лица, грек заговорил.