Фарт - [69]

— Вот не угадали. Я приехала службу предлагать папе.

Евдокия Петровна испугалась. Давыд Савельевич начал медленно краснеть и от волнения, прижав ладони к груди, пролепетал:

— Мне?

— Вам, папа. Замечательная служба! Лекции читать.

— Господь с тобой, — взмахивая рукой, сказала Евдокия Петровна. — Какие такие лекции?

— Понимаете, — начала объяснять Турнаева, — мы организовали стахановскую школу, записалось около двухсот человек, а лекторов не хватает. Могли бы вы, папа, читать лекции по прокатному делу? Два-три раза в декаду? Думаю, вам не трудно будет.

Пока она говорила, старик пришел в себя, откашлялся, быстро отер склеротические слезы и, гордо откинув голову, сказал:

— Что же, предложение интересное. Оклад будет положен?

— Обязательно. Будете получать за каждую лекцию.

— Господь с тобой, Маруся, ну куда ему лекции читать?! Дайте человеку отдохнуть на старости лет.

— Что ты мелешь, я не понимаю. Что я, дряхлый старик какой? — рассердился Давыд Савельевич. — Лишь бы разговоры говорить, а в существо вопроса проникнуть не в состоянии. «На старости лет»! Молчи лучше, если ничего не понимаешь.

— Но его же снимут с пенсии, — не унималась Евдокия Петровна. — На что ему сдались твои лекции?

Давыд Савельевич затряс бородкой, нахмурил лоб и исподлобья поглядел на жену.

— Ну ладно, ладно, молчу, — сказала она, возмущенно вздымая руки. — Каждый сходит с ума по-своему.

— Мама, — кротко сказала Марья Давыдовна, — его не снимут с пенсии. Папа будет получать сверх пенсии. Зачем расстраиваться?

— Она сама не знает, чего хочет. Можно подумать, что я в самом деле столетний старик. Мне, конечно, нужно подумать, но в принципе я согласен. Раз есть такая необходимость, нужно помочь. Вот только — как с транспортом? Придется на узкоколейке ездить или машину будете присылать?

Евдокия Петровна встала и вышла из комнаты. Марья Давыдовна подмигнула отцу, и они рассмеялись.

— Будем присылать машину, — сказала она.

— Это правильно! Чтобы мое время зазря не расходовалось, — сказал Давыд Савельевич. — Можешь считать, уговорила. Так и скажи своим начальникам: Мозгов согласен…

Укротив свое возмущение, Евдокия Петровна стала упрашивать дочь остаться обедать, но Марья Давыдовна беспокоилась о детях и торопилась домой. Она даже не зашла на завод к Пете, который был на работе, несмотря на выходной.

Проводив дочь, Давыд Савельевич степенно прошелся по улице и направился к проходной будке.

Сторож Илья Тарасович, как обычно, встал перед ним навытяжку. Давыд Савельевич поглядел на него, пожевал бородку и сказал:

— Сиди, сиди, я просто так.

Но Илья Тарасович не садился — из почтительности. Мозгов ткнул его в грудь согнутым пальцем.

— Ну, как у вас дела? Поправляются? — спросил он.

— Как изволили сказать? — переспросил Илья Тарасович.

Мозгов махнул рукой и сказал:

— Ладно, сиди. Я теперь, между прочим, буду вроде профессора. Лекции буду читать. Так-то, братец мой! Знающему человеку у нас пропасть не дадут!..

Он посмотрел на сторожа, стараясь подавить волнение, и с гордостью прошел на заводскую площадку.

ГЛАВА XXIX

Вернувшись домой, Марья Давыдовна накормила детей, переоделась и пошла с ними на пруд.

Турнаевой нравились такие мальчики, как Витька Шандорин, как его товарищ Борис, как многие другие косьвинские сорванцы. «Это настоящие мальчишки», — говорила она, если родители жаловались на их шалости. Так она говорила о чужих ребятах, но поведение собственных всегда огорчало ее. Вовке было всего четыре года, но он уже лазил через заборы, бегал на футбольные состязания, проникая на стадион без билета через какую-то лазейку, известную городским мальчишкам, швырял камнями, причем по неопытности норовил выбрать побольше и потяжелей. Всегда он ходил ободранный, расцарапанный, с синяками и шишками на лбу. Марья Давыдовна не успевала одевать его в чистые костюмы, Вовка сейчас же вымазывался в краске, в глине, в мелу. Туфли ему приходилось покупать каждый месяц. Идти спокойно по улице он не мог. Как собака, бежал он впереди матери, карабкался на деревья, забегал в чужие дворы, кидал в воробьев камнями. Если Турнаева брала его за руку, Вовка садился на землю и ревел таким страшным голосом, что из магазинов выбегали продавцы. «Что с ним будет через пять лет?» — ужасалась Марья Давыдовна. Но Петю Турнаева не страшило будущее сына. «Ничего, — говорил он, — мальчик растет настоящим футболистом».

Зоя — та была в другом роде. Ее постоянно приходилось подгонять, тормошить, а на улице попросту тащить за собой за руку. Толстая, сонливая, медлительная — она забывала, что надо шевелить ногами, что можно смеяться, когда смешно, и плакать, когда больно. И если муха садилась на ее щеку и наверняка щекотала ее, Зоя не догадывалась, что муху можно согнать рукой. И при таком характере иногда, разозленная чем-нибудь, девочка неожиданно свирепела и не хуже Вовки лезла в драку или швыряла в обидчика чем придется.

Но Петю вполне устраивал и характер дочери. «Для девочки это в самый раз. Катенька в детстве была точно такая», — говорил он и на этом успокаивался. Он любил размещать вещи и явления в надлежащем порядке.

На водной станции жизнь была в разгаре. Дощатые постройки гудели, как телеграфные столбы. Боны, ограждавшие бассейн, скосились, образовав вместо прямоугольника параллелограмм, — такое волнение подняли купающиеся. Вода сверкала, сверкали голые спины, с шумом падали в воду пловцы, топали по бонам ребятишки. Было очень весело.