Фарт - [70]

На плоту у мужской купальни, где стояла вышка для прыжков, торопливо раздевались Витька Шандорин и его дружок Борис. Не мешкая, точно они спешили, по крайней мере, на ловлю жемчуга, они взобрались на первый этаж вышки и один за другим прыгнули в воду. Так же поспешно они вылезли на плот, взобрались на второй этаж вышки и снова прыгнули в воду.

— А где мама? — закричала Турнаева, в то время как Витька карабкался на плот, чтобы нырнуть еще раз. Витька был очень занят. Рассеянно махнул он рукой и крикнул:

— Там, дома.

Пока Марья Давыдовна покупала билет — в выходные дни купание на водной станции стоило десять копеек, — Вовка сбежал к воде и вскочил в единственную оставшуюся на причале полузатопленную, негодную лодку. Под его тяжестью лодка немедленно начала тонуть, а Вовка старательно отталкивал ее от боны. Марья Давыдовна бросилась бегом по мосткам, уронила простыню, а Вовка дождался, пока лодка не наполнилась водой, выскочил на бону и что-то кричал ей в радостном возбуждении. Турнаева подбежала к нему, шлепнула со злости и стала стягивать с него мокрые туфли и штаны. И пока она сидела на корточках, кто-то с разбегу перепрыгнул через нее, обдав брызгами, и нырнул в воду. Турнаева только и заметила пару тугих розовых пяток. В воде была такая уйма детских голов — белобрысых, черных, рыжих, каштановых, обритых наголо и даже кремовых, — что определить, кто перепрыгнул через нее, было невозможно.

Марья Давыдовна расстроилась. Сперва ее испугал Вовка, теперь какой-то лихой прыгун напомнил о том, что ей недостает солидности, внушительности. Она занимала большое общественное положение и старалась держаться солиднее. Это удавалось ей с трудом, но когда, казалось бы, удавалось, что-нибудь постороннее обязательно нарушало весь колорит. Вот и теперь: сколько десятков человек — пусть даже большинство из них ребята — видели, как она испугалась, как она бежала, как уронила простыню, как нашлепала Вовку. Вдобавок какой-то чертенок перепрыгнул через нее, как через девчонку.

Вовка голышом уже бежал по бонам к плоту возле женской купальни, а Марья Давыдовна оглядывала бассейн и мостики, стараясь по поведению обнаружить прыгуна, и не спеша шла за Вовкой. Зойка плелась сзади.

На плоту у женской купальни в темно-синем шерстяном купальном костюме лежала на животе Вера Михайловна. Турнаева подошла к ней и села. Вовка бегал по наружной боне, скользя на мокрых досках. Зоя тихо села возле матери.

— Беда с этими сорванцами! — сказала Турнаева. — Обязательно чего-нибудь натворят.

— Это вы о своем Вовке или о том, кто через вас перепрыгнул? — спросила Вера Михайловна.

— Оба хороши. А вы заметили, какой через меня перепрыгнул?

— Вон, видите, тот, с веснушками.

Вера Михайловна приподнялась на локте и показала на мальчишку в розовых нижних штанишках, через которые было все видно, что он хотел скрыть. Турнаева встала и пошла к нему, грозя пальцем. Мальчишка опустился на корточки на краю боны и, зажав локти между колен, ладонями поддерживал свою хитрую конопатую рожицу.

— Ты чей, мальчик? — говорила Турнаева, приближаясь к нему. — Разве можно так прыгать? А ну-ка, иди сюда.

Мальчишка, не меняя положения, покачался всем телом из стороны в сторону и, когда Турнаева была уже так близко, что почти могла достать его рукой, быстро высунул длинный, загнутый на конце, розовый язык и крикнул:

— Тетя Маша, а я не ваша! — и бултыхнулся в воду, не поднимаясь с корточек. Тотчас же он вынырнул и, барахтаясь так, точно его щекотали под водой, поплыл к противоположной стороне бассейна.

— Паршивец, еще дразнится, — сказала Турнаева, вернувшись к Вере Михайловне.

— А вы думали, он дастся без боя? — спросила Соколовская.

Марья Давыдовна раздела Зою, поймала Вовку и отправила детей в купальный ящик, где нагретая солнцем вода доходила Вовке до пояса. Потом она сняла платье, оставшись в купальном костюме с черными и желтыми осиными полосами, и легла рядом с Верой Михайловной.

— Давно вы здесь? — спросила она Соколовскую.

— Не очень, — лениво ответила Вера Михайловна. — Часа три.

— Превратное у вас представление о времени.

— Сегодня выходной.

— Разве поэтому.

— Ну, скажите, пожалуйста, еще что-нибудь, очень прошу. Что-нибудь еще в таком же роде… Что-нибудь значительное, весомое…

— Не сердитесь, Вера Михайловна, — сказала Турнаева, — но давайте говорить откровенно: почему вы не хотите работать?

Затевать об этом разговор с Соколовской Марья Давыдовна не думала, наперед зная, что ничего не выйдет. Она заговорила на эту тему нечаянно и тут же пожалела.

Вера Михайловна вытянула согнутые руки на плоту и легла на них щекой.

— Откровенно? — сквозь зубы процедила она. — Давайте откровенно. Не вижу интересной работы. Свинарники меня не влекут. Полы мыть в рабочих общежитиях не желаю. Концерт вот вы затеяли, так о нем заранее можно сказать: выйдет одно посмешище. Петю своего вы петь заставите?

И оттого, что Вера Михайловна задела больное место, употребив для этого почти то же выражение, которым недавно сама Турнаева отвечала Шандориной на ее требование, чтобы скорее назначили для концерта число, Марья Давыдовна разозлилась и решила продолжать.