Фарт - [4]

Шрифт
Интервал

— В мартеновском.

— Значит, с моим мужем. Поздравляю. Он — начальник мартеновского цеха.

— Вот так совпадение! — сказал Муравьев.

Теплоход пробирался через перекат. В это лето стояла сильная жара, дождей не было и река обмелела. Машина затихла. Теплоход двигался по инерции.

В салоне, окна которого были закрыты шторами, смеялись. Затем раздалась музыка, и низкий женский голос запел:

Не покидай меня, скажи, что это шутка…

— Сегодня прохладный вечер. Вам не холодно? — спросил Муравьев. — Мы могли бы пойти в салон.

— Спасибо. Мне не холодно, — ответила Вера Михайловна.

— Мы будем встречаться в Косьве, хорошо? — тихо спросил Муравьев.

— Возможно.

— Муж у вас не очень ревнивый?

— О нет! — сказала Вера Михайловна. — Если бы он был ревнивый…

— Неужели вам хотелось бы, чтобы у вас муж был ревнивый? Первый раз встречаю такую женщину.

— Возможно, вы недостаточно хорошо знаете женщин. А кроме того, совсем не знаете моего мужа.

Она усмехнулась и подхватила мотив романса.

— Женщин я как будто бы знаю, — сказал Муравьев. — Что же касается вашего мужа, то разве он какой-нибудь особенный?

— В том-то и дело. Он — особенный.

— Жена, влюбленная в своего мужа… — с иронией произнес Муравьев.

— О нет, вы не так поняли, — на этот раз серьезно сказала Вера Михайловна.

Из деликатности он не стал допытываться, чем вызвана горечь в ее словах, и замолчал, пытаясь понять: что же за отношения сложились между супругами Соколовскими?

Некоторое время они сидели молча, потом Вера Михайловна спросила:

— Из Брусчатого вы как поедете — узкоколейкой или за вами машину пришлют?

— Должны прислать машину. Я звонил отсюда, из города. От пристани до Косьвы восемь километров, говорят?

— Да, восемь. За мной тоже должны прислать машину. Я телеграфировала мужу, но боюсь, он забудет.

— Почему думаете, что забудет?

— Он всегда забывает, когда дело касается меня, — сказала Вера Михайловна.

С неприятным чувством Муравьев подумал: «Откровенничать с незнакомым человеком она не хочет, а все время не стесняется высказывать свои чувства к мужу».

И Муравьев, не удержавшись, спросил:

— А почему все время мне, незнакомому человеку, вы с такой неприязнью говорите о муже?

Вера Михайловна усмехнулась:

— Хотите сразу постигнуть все наши тайны?

— Нет, в конце концов я не так любопытен, — равнодушно заметил Муравьев. — Во всяком случае, вам нечего беспокоиться. Доедем на машине, которую пришлют за мной.

— Спасибо, — сказала она, — может быть, помощь и не понадобится.

На правом берегу показались огни Брусчатого. Теплоход поворачивал. С той стороны, где они сидели, были видны берег, пристань, несколько огней, высокая серая стена, освещенная электрическим светом, деревья.

Вера Михайловна встала.

— Пойдемте, — сказала она.

Вдоль берега проходило полотно узкоколейки. На маленьких платформах лежали пачки листового железа, а кругом валялись бурые чушки чугуна. Выше, за полотном, стоял зеленый «газик».

— Скажите, машина только за товарищем Муравьевым? Обо мне вам ничего не говорили? — спросила Вера Михайловна шофера.

— Здравствуйте, Вера Михайловна! — сказал шофер. — О вас мне ничего не говорили.

— Так я и знала.

— Оставьте, Вера Михайловна. Не все ли равно? — сказал Муравьев.

— Нет, не все равно, — возразила она с едва скрытым раздражением.

Дорога была прямая, крытая мелким шлаком. Шофер быстро повел машину. Шлак шипел под колесами, и в сторону отлетали неплотно утрамбованные куски. Быстро пронеслись через поселок, справа мелькнул и пропал пруд. Машина была открытая, ветер бил в лицо. Было приятно сидеть так, не отворачиваясь, чуть прищурив глаза. Муравьев положил руку на спинку сиденья и слегка прижал к себе Веру Михайловну.

— Все в порядке, — сказал он.

Она не ответила, но и не отстранилась.

Машина влетела в лес. Неожиданно резко и приятно запахло сосной. Освещенные фарами сосны выглядели неправдоподобно, как в сказке. Вот-вот из-за такой сосны выйдет медведь…

Но медведь не вышел. Вскоре послышался шум завода, свистки паровоза. За деревьями показалось красное зарево: на мартенах выпускали металл.

Потом лес кончился, машина сбежала с шоссе и, переваливаясь на ухабах, поползла по песку. У двухэтажного бревенчатого дома, над подъездом которого горел запыленный фонарь, шофер затормозил.

— Я приехала, — сказала Вера Михайловна. Она вышла из машины и протянула руку Муравьеву. — Спасибо! В первый свободный вечер прошу к нам.

Из подъезда выбежал невысокий толстенький человек и, вытирая платком лицо, взволнованно заговорил:

— Веруся, ты? Только сейчас пришел домой, вижу — телеграмма. — Он суетливо тыкал ей белый бланк и робко заглядывал в лицо.

Машина тронулась. Теперь Муравьев понял, в чем у них дело. Жалкий тип. Он вспомнил, что Вера Михайловна назвала его «мое несчастье». Правильно, иначе такого человека и назвать нельзя. Не мог пораньше узнать, нет ли телеграммы от жены. Муравьеву стало жаль Веру Михайловну. И он подумал о себе: «Наверно, и мне не очень-то весело будет с ним работать».

ГЛАВА II

В первую ночь Муравьев долго не мог заснуть. Он лежал в выбеленной комнате в доме приезжих, дом этот стоял среди леса. Было жарко, он оставил открытым окно.


Еще от автора Александр Григорьевич Письменный
Рукотворное море

В книге А. Письменного (1909—1971) «Рукотворное море» собраны произведения писателя, отражающие дух времени начиная с первых пятилеток и до послевоенных лет. В центре внимания писателя — человеческие отношения, возмужание и становление героя в трудовых или военных буднях.


Ничего особенного не случилось

В этой книге известного советского прозаика Александра Письменного, скончавшегося четыре года назад, произведения, созданные как в годы первых пятилеток (рассказы «Буровая на море», «На старом заводе», «Повесть о медной руде»), так и в годы Великой Отечественной войны: «Была война», «Ничего особенного не случилось» и др.Книга воспитывает в молодом поколении гордость за дело, совершенное старшим поколением.Автор предисловия писатель Виталий Василевский.


Рекомендуем почитать
Такие пироги

«Появление первой синички означало, что в Москве глубокая осень, Алексею Александровичу пора в привычную дорогу. Алексей Александрович отправляется в свою юность, в отчий дом, где честно прожили свой век несколько поколений Кашиных».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нет проблем?

…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.