Фарт - [3]

Теплоход развернулся, и теперь ветер дул справа, и сюда, на эту сторону, с двух концов теплохода шли прогуливающиеся пассажиры. Официант вышел из коридора и стал у дверей.

Женщина вздохнула, поднялась, надела пальто и медленно пошла к корме. Муравьев смотрел ей вслед. Она шла прямо, крупным и твердым шагом. Что-то независимое было в ее походке. Такие женщины нравились ему, и Муравьев представил себе, что она тоже едет в Косьву, что она живет там, и живет не так уж хорошо, и вдруг случится так, что он поможет ей жить лучше.

Стало совсем темно. Небо, оба берега были теперь одинаково темными. Ветер нагнал тучи, звезд видно не было.

Унылым голосом матрос на носу кричал свое обычное:

— Под та-бак! Не маячит! — И слышно было, как он сплевывает за борт.

Муравьев медленно пошел за женщиной. Она опять сидела на скамье у другого борта и смотрела в темноту.

— Простите, — сказал Муравьев. — Вы брали передо мной билет, и я слышал — в Брусчатое. Мы — попутчики. Я тоже еду в Брусчатое.

— Очень приятно, — сказала женщина.

— Из Брусчатого вы, наверно, в Косьву едете?

— Вы угадали.

— Вот видите. Я тоже еду в Косьву. Не совсем удобное сообщение, правда? Но зимой, наверно, еще хуже?

— Зимой только узкоколейкой. И сто пересадок.

Муравьев покачал головой, сел рядом и, показав на ракетку, спросил:

— Это что же, в Косьве есть корты? Можно играть?

— Какие в Косьве корты! Это я ездила к матери в Москву.

— А в Косьве не играют в теннис?

— В Косьве играют в футбол, — назидательно заметила женщина. — Ну, да еще водные станции. Но это уж для любителей. Основное — футбол.

— Жаль, — сказал Муравьев, — я бы поиграл в теннис.

— В футбол поиграете. Беком, — сказала женщина.

— Футбол, я вижу, не особенно пользуется вашими симпатиями, а?

— Где уж там, — ответила она серьезно, — но, с другой стороны, если бы не футбол, так и совсем никаких развлечений.

Женщина разговаривала охотно, и Муравьеву это понравилось. Муравьеву вообще легче было разговаривать с женщинами, чем с мужчинами, а с такими, которые охотно разговаривают, в особенности. Он умел говорить с женщинами коротко и, как казалось ему, остроумно, а если все-таки не остроумно, то убедительно. Он испытывал чувство превосходства, когда говорил с женщинами. Его ничто не смущало тогда. Он знал, что нравится женщинам, был уверен в себе — в своем уме, в своих силах.

— Из ваших слов можно сделать вывод, что в Косьве скучновато живется, — сказал он.

— Ну, а вы как думаете? — произнесла женщина и посмотрела ему в лицо.

— А я не знаю.

Тогда она спросила:

— Едете в Косьву работать?

— Да, на металлургический завод. Мне расписывали: леса, озера. Как на даче — писали. Охота, лыжи, женщины. Женщины, верно: вот вы. Но скука, а?

— Не пугайтесь. Мужчины как будто не очень жалуются. Работают с утра до ночи, а выпадает свободное время — водку пьют.

Она засмеялась.

— Блестящие перспективы! — сказал Муравьев.

— Пиво ведь у нас плохое. Делать не умеют или вода не подходит. А из Москвы привозят редко. На весь город, конечно, не напасешься. Водка, футбол, работа — вот все.

Она смотрела в темноту и покачивала ногой, заложенной за ногу.

Перспективы косьвинской жизни Муравьева не устрашили. Он был инженер-металлург, мартенщик по специальности, до сих пор работал в Москве, на «Серпе и молоте», и в Косьву поехал потому, что развелся с женой и оставил ей свою комнату. Он был коренным москвичом, столичным жителем, уезжать в глушь ему не хотелось. Но другого выхода не было, и Муравьев утешал себя тем, что пожить в маленьком городке, затерянном среди лесов и озер, не так уж плохо. Он старался представить себе, как будет жить, работать, в свободные дни охотиться. К водке пристрастия он не имел, к женщинам семейная жизнь научила его подходить осторожно. Теперь ему нужно было обрести душевное равновесие. Но всякий раз, знакомясь с миловидной женщиной, он, помимо своей воли, думал, что если бы забыть о том, что было, и снова стать таким же, каким он был много лет назад, и чтобы эта женщина увлекла его, и чтобы сама полюбила его искренне, преданно и без вздорных попреков… Ведь можно встретить простого, сердечного человека, такого, как его бывшая жена, и всю жизнь прожить вместе в маленьком городке, окруженном лесами и озерами.

И в этот раз, подумав о том же, он спросил:

— Вы работаете в Косьве?

— Нет, я замужем, — сказала женщина.

— Простите, может быть, я несколько бесцеремонно… Однако можно иметь мужа и работать…

— А я не работаю, — повторила женщина, и в ее голосе послышалось раздражение. Потом она произнесла спокойнее: — В этом, наверно, вся суть. Целый день дома. Заняться нечем. Приготовишь обед, почитаешь — и все. Вечером иногда в кино пойдешь.

— Почему же вы не работаете? — настаивал Муравьев.

Она пожала плечами:

— «Мое несчастье» не хочет.

— Это вы мужа так называете?

— Конечно, не очень лестно, зато правильно, — с грустью проговорила женщина. — Впрочем, я, конечно, шучу. Нужно понимать шутки. Неужели вы думаете, я буду откровенничать с незнакомым человеком? Вы инженер?

— Да. Можно представиться? — И он представился: — Константин Дмитриевич Муравьев.

— Очень приятно, — сказала женщина. — Вера Михайловна Соколовская. — Они пожали друг другу руки, и она спросила: — В каком цехе будете работать?