Фарт - [196]

— Мне что. Ох-хо-хо, дела наши тяжкие. Можно и не говорить, — поднимаясь с табуретки, сказал дед Токмаков.

— Какая-то глупая, никчемная история. Точно шла и споткнулась на гладком месте, — с досадой сказала Татьяна Андреевна. — Нужно же придумать такую штуку — ветки бросать в окно! Что я, балерина или певица какая-нибудь?

— Балерина или певица, не знаю, а так оно всегда и бывает. Начинается сущей юрундой, а потом не знаешь, как распутаться. Легко он от вас не отлипнет. Лихой парень, это самое, непутевый!..

— Ничего, как-нибудь да отлипнет. Об одном прошу, Егор Васильевич, пусть этот разговор останется между нами, хорошо?

— Татьяна Андреевна, родная вы наша, расчудесная, да нешто я балаболка какая? А вам надобно было сказать. Для информации.

Так все это и началось.

Дед Токмаков ушел. Продолжался обычный трудовой день, Татьяна Андреевна спускалась к гидрометрическому мостику, производила наблюдения, связанные с проектом гидроэлектростанции, работала у себя в кабинете, но история с Бетаровым не выходила у нее из головы. Что это, обычное пошлое ухаживание? Может быть, любовь? Любовь с первого взгляда? Вдруг она вспомнила лектора на Урале, приехавшего к ним в поселок, где она проходила практику. Лекция так и называлась: «Что такое любовь?» Он цитировал какие-то литературные произведения, высмеивал каких-то критиков, приводил мысли великих людей, декламировал стихи. Она запомнила его глубокомысленную фразу: «Любовь — это не пережиток капитализма в сознании людей, как полагают некоторые критики…» Ну слава богу! Но что такое любовь, лектор так и не объяснил. Видно, по-прежнему о ней известно одно: что она не картошка… Все-таки полез человек на какую кручу, другой туда и за десять тысяч не заберется. Она повторила вслух, смешно коверкая слово: «лубовь»… Да с этим типом, наверно, и двух слов не скажешь. И вообще, к чему вся эта канитель?!

Всякий раз, когда Татьяна Андреевна поднималась к себе наверх, она смотрела на кроваво-красные ягоды боярышника и вспоминала о Бетарове. Кого-то он напоминал ей в своем черном стеганом ватнике, в черных брюках, в сапогах с отогнутым краем голенищ, стремительный, с озорным блеском карих глаз. Смутное ощущение какого-то сходства, которое она не могла определить, все время беспокоило Татьяну Андреевну.

X

Теперь Бетаров знал, у кого получать метеорологические материалы, но, прикатив за очередными сведениями, он опять постучался не к Сорочкину, а в кабинет к Татьяне Андреевне.

Она встретила его удивленно, недовольно, настороженно.

— Как насчет метеосводки? — поздоровавшись и не обращая внимания на нелюбезный прием, весело спросил он.

По его виду, по его тону, по его поведению никак нельзя было предположить, что Нестор питает какие-нибудь чувства к Татьяне Андреевне, что это он лазил бог знает куда за красивыми ветками боярышника. И хотя Татьяна Андреевна была уверена, что вовсе не думает о нем, нисколько им не интересуется, она задала себе вопрос: в чем причина его невозмутимости — в легкомыслии, в притворстве или в умении владеть собой? Потому что она не сомневалась: душевное равновесие мастера канатной дороги поколеблено.

— Я уже объяснила, за метеосводками нужно обращаться не ко мне, а к товарищу Сорочкину, — сказала она сдержанно, раздумывая, говорить ли о ветках боярышника или делать вид, что она не придала этому никакого значения. — Его комната рядом, ближе к выходу.

— Не допускаете мысли, что я попросту хотел повидать вас?

Он говорил это улыбаясь, с грубоватой прямотой и, в сущности, не показался Татьяне Андреевне развязным.

Она все же поморщилась:

— Об этом нетрудно догадаться, раз вы прошли дверь Сорочкина. Что вам надо от меня?

— Если скажу, что хочу получить сведения о количестве наносов за истекший квартал, вы поверите?

— Послушайте, я занята. Мне некогда шутить.

— Конечно, вы можете подумать, что я влюбился в вас с первого взгляда и потому только сюда и езжу.

— Уважаемый товарищ, об этом я не думаю. Больше того, откровенность за откровенность: меня нисколько не интересует, почему и зачем вы сюда ездите, — раздражаясь, сказала она.

— Напрасно, — ответил Бетаров, не переставая улыбаться. — Потому что я влюбился в вас не с первого взгляда, а со второго. Улавливаете разницу? Влюбиться не сразу — гораздо солиднее.

— Поразительная точность, но должна вас огорчить, мне это совершенно безразлично. Увы! — сказала Татьяна Андреевна спокойно, насмешливо, скрывая за вежливостью и спокойствием раздражение.

Теперь она ни минуты не сомневалась в том, что признание Бетарова, его доблестный поход за ветками боярышника — дешевое, пошлое ухаживание, имеющее цель прямую и ясную.

Но мастер канатной дороги еще не выпустил всего своего заряда.

— Чтобы сразу внести полную ясность, должен сказать: если я и влюбился в вас, то ухаживать за вами не собираюсь. И никаких серьезных намерений, что называется, у меня нет.

Татьяне Андреевне надоело это пустословие. Что за нелепость! Она сказала гневно:

— Послушайте, вы понимаете, что я на работе? На каком основании вы устраиваете здесь балаган? Прошу вас уйти. Комната Сорочкина рядом, и вы прекрасно это знаете.