Фарт - [195]

Боярышник у них в ущелье рос теперь в малодоступном месте, высоко над скалами. Легко можно было сломать себе шею во время охоты за ветками. Кто мог на это решиться? Мелькнула мысль: приезжавший вчера мастер канатной дороги. Но для чего? По какой причине? Стоит ли рисковать головой, чтобы поволочиться за случайно приглянувшейся женщиной? Хотя от такого типа всего можно ожидать.

Недовольная и недоумевающая, Татьяна Андреевна собрала ветки, налила в кувшин воды и поставила букет у себя в комнате на стол. Она никому не сказала о происшествии.

В середине дня к ней в рабочий кабинет пришел дед Токмаков. По обыкновению не постучавшись, он открыл дверь и остановился, стянув с головы древний малахай. Татьяна Андреевна покосилась в его сторону и продолжала быстро писать, листая рабочие записи в блокноте, — она знала, что старик сам объяснит, зачем пришел.

Но дед Токмаков постоял молча у двери, подошел к столу и, все так же не говоря ни слова, сел на табуретку.

Тогда Татьяна Андреевна спросила:

— Что скажете, Егор Васильевич?

Дед Токмаков расправил ладонью шапку на колене и сказал, вздыхая:

— Получается неудобство в некотором роде, Татьяна Андреевна… Непутевый он парень, вот что я вам доложу. На работе вроде и ничего, а как положил инструмент в ящик, так в голове, это самое, одна ерунда. — Он произносил это слово через «ю»: юрунда.

Татьяна Андреевна перестала писать, ожидая, что последует дальше.

— У соседей авария — завалилась крыша, — он тут как тут: все божье семейство к себе в хату на постой, а у самого — ступить негде! Вроде святой какой или блаженный. А то, смешно сказать: выпал птенчик из гнезда, он сейчас таким манером — высвистывает со всего села босую команду, а сам, как бы сказать, председатель опекунского совета…

Татьяна Андреевна вздохнула:

— Да вы о ком говорите, Егор Васильевич?

— Ну о ком! О Несторе Бетарове этом самом! Да это бы еще ничего. Докладываю вам про добрые дела. Беда, что сегодня здесь у него — доброе дело, а завтра там или где еще — озорство. Эти гаврики с подвесной дороги все такие малость малахольные. Я ихнюю породу знаю. Сам Нестор как-тось рассказывал: нанялся в их компанию новый герой, работник вроде бы ничего, но бахвал — спасу нет! А живет вместе со всеми, как говорится, в общем житии. Решили его проучить. Раздобыли, это самое, старую танковую магнету, как он заснет, — а спать герой тот любил будь здоров, — они поднесут провода ему к ухе, да и крутанут ручку. Убить током, конечное дело, не убьет, напряжение в ней малое, но сила тока — дай боже! Удар такой, что герой наш кубарем с койки, весь ошалелый. Ну что сказать — бедняга не только брехать бросил, это самое — спать перестал… А ежели взглянуть в суть вопроса — одно озорство, фулиганство. Верное слово, Татьяна Андреевна, сорванец из сорванцов, на ем пробы ставить некуда! И все семейство ихнее такое, я их всех знаю наскрозь, чать, из одного села. Нестор этот еще вот такой был шпингалет, придет, бывало, ко мне в ущелье — я уж тогда здесь жил, — обратно не выгонишь, а мать бегает по селу, ищет, волосы на себе рвет.

Татьяна Андреевна поглядела на Токмакова.

— Егор Васильевич, а зачем мне все это знать? — спросила она недовольным голосом.

— Да ведь на какую кручу полез! Ну, а сорвись?! Красивая картина! Нужны вам эти ветки.

— Я ничего не понимаю и не хочу понимать, — сказала Татьяна Андреевна сердито, потому что как раз отчетливо понимала, что скрывается за словами старика.

Дед Токмаков сокрушенно развел руками:

— А то уйдет в горы, хучь бы принес матери куропатку. Сядет над кручей, сидит, травинку жует, ну ни дать ни взять — кавказский пленник!.. Одно слово, непутевый человек, Татьяна Андреевна. Тут это всем известно.

Татьяна Андреевна помолчала, барабаня пальцами по столу.

— Почему вы думаете, что цветы бросил этот парень с канатной дороги? — спросила она сурово.

— Цветы — не знаю, а ветки, это самое, бросил он, точно.

— Ну ветки. Почему думаете, что он?

— А следы как же? Ночным снежком малость все вокруг припорошило, утром гляжу — видать, мотоциклетка прошла. А потом ходу дальше нет, он, это самое, полез пеший. Трудная работенка, ее на сдельной оплате не провернешь, не по железным столбам лазать… А на горе под вашим окном мелкие веточки оброненные. Днем был насчет прогноза, а вечером, чать, работу кончил, опять тут как тут. Экспедиция за ветками! Вопрос ясный, Татьяна Андреевна, парень сохнет по вас, это самое, как дважды два. Только, ради Христа, не оказывайте ему доверия. Ненадежный человек, сквозняк в голове.

— Вот что я вам скажу, Егор Васильевич. Меня эта история нисколько не интересует. Приятеля вашего я не знаю, да и знать не хочу. Некогда мне заниматься пустяками. И вас прошу больше о нем не говорить.

— Говорить, что же, можно, это самое, и не говорить. Только он не приятель мне, а так, известная личность. Одного опасаюсь, Татьяна Андреевна, парень настырный, блажной, он вам житья не даст. А кругом люди. Неудобство.

— Ладно, Егор Васильевич, как-нибудь сама разберусь. Спасибо, что предупредили, — сказала Татьяна Андреевна и обмакнула ручку в чернила, давая понять, что разговор закончен.