Фарт - [158]

Шрифт
Интервал

Чувство покинутых, отверженных людей закралось в сердца матросов. Неужели береговым фортам нельзя было разъяснить, что предстоит переход подводной лодки? Сообщить ее опознавательные знаки? Свой форт обстреливает лодку! Плохое предзнаменование! Что ждет их впереди?

Командир приказал передать батарее семафор, но форт не прекратил обстрела. Снаряды стали ложиться ближе, пенистые фонтаны поднимались по обе стороны форштевня. Старовойтов скомандовал погружение. Когда лодка уходила в глубину, снаряды уже падали в двух саженях от нее.

ГЛАВА XV

В Севастополь «Спрут» прибыл к вечеру.

На ночевку команда перешла на блокшив № 5, переоборудованный из старого парохода «Днестр» под базу бригады подводных лодок. И словно среди людей не было ни усталых, ни отравленных хлористым газом, ни исстрадавшихся от страха. Еще кок плиты в камбузе блокшива растопить не успел, а в матросском кубрике забренчала мандолина и послышался стук костяшек домино.

Клочковский, Старовойтов и Чупров собирались с визитом к начальнику штаба контр-адмиралу Плансону. Вестовой брил командира лодки. Клочковский сидел у стола с газетами. Чупров расхаживал и говорил:

— Вам нетрудно понять, с каким нетерпением я жду выхода на боевую операцию. «Спрут» — дело моей жизни, но в том состоянии, в каком он находится сейчас, операция успешно пройти не может. А если пройдет, то это будет случайность, божья благодать.

Отстранив вестового, Старовойтов повернул лицо в сторону конструктора и сказал с досадой.

— Это мы обсуждали еще в Николаеве.

Раздумывать перед тем, как принималось решение, Старовойтов привык. Но после того колебаться, рассуждать он не любил. Привычка штатских людей размахивать кулаками после драки его раздражала.

— Может быть, поговорить все-таки с контр-адмиралом? Во время перехода выявлены новые недостатки: корпус лодки при погружении на большую глубину пропускает воду, сальники в балластных цистернах ненадежны, моторы капризничают, — сказал Чупров. — Вы должны понимать, каково мне на этом настаивать. Но я не хочу, чтобы заградитель был скомпрометирован. А в случае неуспеха это обязательно случится. И под сомнение возьмут идею постановки мин с подводного заградителя.

— Плансон не отменит операции. Он не может отменить распоряжения командующего, — сказал Клочковский.

— Не имеет права, — подтвердил Старовойтов.

Он считал разговор оконченным. Но Чупров настаивал на своем:

— Давайте попробуем.

Вестовой смочил одеколоном лицо командира, сложил бритву. Офицеры надели фуражки.

Контр-адмирал Плансон принял их с подчеркнутой любезностью. В те дни на подводников, так же как на пилотов, смотрели как на людей, играющих со смертью. С Чупровым он держался очень мило, так как был человеком предусмотрительным и полагал, что, может статься, этот невидный штабс-капитан займет высокое положение на флоте.

Офицеры изложили Плансону все обстоятельства, выявившиеся при переходе из Николаева. Как они и ожидали, начальник штаба отказался отменить операцию.

На рассвете команда «Спрута» приступила к погрузке горючего, масла, продовольствия и полного боекомплекта мин.

Приказчик поставщика, доставивший провиант для заградителя, рыжеусый мужчина в длиннополом черном сюртуке, сапожках гармоникой и картузе с высокой тульей, стоял на краю пирса у сходней и считал ящики. На его скуластом, носатом лице умещались одновременно два выражения: послушническое, постное, и хитрое, деляческое. Глаза у него были черные, быстрые, а в нижней части лица — что-то чванное, пренебрежительное. Он с опаской поглядывал на Журика, который грузил провиант, беспокоясь, видимо, как бы этот огромный детина не помял груза. И каждый раз, когда матрос скрывался в лодке с очередным ящиком или плетенкой и снизу доносился глухой звук сброшенного груза, приказчик кряхтел и крестился мелким привычным движением.

— Эй, Никита! — крикнул он возчику, который топтался возле телеги на берегу. — Плетенки с яичками этому черту не давай. Перебьет, проклятый. Я их сам снесу.

Семен Журик выполнял работу спокойно и методично. Часто он взглядывал на карманные часы, но не потому, что торопился, а потому, что любовался ими. Он успел приспособиться к тесноте подводной лодки и, спускаясь, с непостижимой ловкостью проносил свое огромное тело в ее узких проходах.

— Та вы нэ беспокойтесь. Хиба ж мне впервой? — успокаивал он приказчика.

Слова Журика на приказчика не подействовали. Мощное тело матроса не внушало ему доверия в таком деликатном деле, как погрузка плетенок с яйцами. Журик снова появился на верхней палубе и пошел на берег, к подводе, чтобы взять плетенки с яйцами.

Приказчик, придерживая картуз, подлетел к нему.

— Эй, морячок, стой! Стой, братец, — заговорил он. — Тут яички, погоди, я сам снесу.

— Як вы беспокоитесь, — равнодушно заметил Журик, уступая приказчику.

Он вынул часы и поглядел на них.

— Семен, покажь часики! — закричал Сударышин, выглядывая из носового люка.

Прежде он не видел у Журика часов. Он выскочил на верхнюю палубу, чтобы полюбоваться покупкой. Журик опустил было часы в карман, но Сударышин ухватил его за руку.

— Э-э, брось, брось! Дай-ка поглядеть. Знатные часики! — Сударышин вытащил часы из кармана Журика. — Где достал?


Еще от автора Александр Григорьевич Письменный
Рукотворное море

В книге А. Письменного (1909—1971) «Рукотворное море» собраны произведения писателя, отражающие дух времени начиная с первых пятилеток и до послевоенных лет. В центре внимания писателя — человеческие отношения, возмужание и становление героя в трудовых или военных буднях.


Ничего особенного не случилось

В этой книге известного советского прозаика Александра Письменного, скончавшегося четыре года назад, произведения, созданные как в годы первых пятилеток (рассказы «Буровая на море», «На старом заводе», «Повесть о медной руде»), так и в годы Великой Отечественной войны: «Была война», «Ничего особенного не случилось» и др.Книга воспитывает в молодом поколении гордость за дело, совершенное старшим поколением.Автор предисловия писатель Виталий Василевский.


Рекомендуем почитать
Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма

Жанна Владимировна Гаузнер (1912—1962) — ленинградская писательница, автор романов и повестей «Париж — веселый город», «Вот мы и дома», «Я увижу Москву», «Мальчик и небо», «Конец фильма». Отличительная черта творчества Жанны Гаузнер — пристальное внимание к судьбам людей, к их горестям и радостям. В повести «Париж — веселый город», во многом автобиографической, писательница показала трагедию западного мира, одиночество и духовный кризис его художественной интеллигенции. В повести «Мальчик и небо» рассказана история испанского ребенка, который обрел в нашей стране новую родину и новую семью. «Конец фильма» — последняя работа Ж. Гаузнер, опубликованная уже после ее смерти.


Окна, открытые настежь

В повести «Окна, открытые настежь» (на украинском языке — «Свежий воздух для матери») живут и действуют наши современники, советские люди, рабочие большого завода и прежде всего молодежь. В этой повести, сюжет которой ограничен рамками одной семьи, семьи инженера-строителя, автор разрешает тему формирования и становления характера молодого человека нашего времени. С резкого расхождения во взглядах главы семьи с приемным сыном и начинается семейный конфликт, который в дальнейшем все яснее определяется как конфликт большого общественного звучания. Перед читателем проходит целый ряд активных строителей коммунистического будущего.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Сожитель

Впервые — журн. «Новый мир», 1926, № 4, под названием «Московские ночи», с подзаголовком «Ночь первая». Видимо, «Московские ночи» задумывались как цикл рассказов, написанных от лица московского жителя Савельева. В «Обращении к читателю» сообщалось от его имени, что он собирается писать книгу об «осколках быта, врезавшихся в мое угрюмое сердце». Рассказ получил название «Сожитель» при включении в сб. «Древний путь» (М., «Круг», 1927), одновременно было снято «Обращение к читателю» и произведены небольшие исправления.


Подкидные дураки

Впервые — журн. «Новый мир», 1928, № 11. При жизни писателя включался в изд.: Недра, 11, и Гослитиздат. 1934–1936, 3. Печатается по тексту: Гослитиздат. 1934–1936, 3.


Бывалый человек

Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!