Фарт - [121]

— Огневые он засекает по звуку. А как он исходные засечет? — спросил лейтенант Шеффер в свою очередь.

— Это я понимаю, — сказал Моликов. — Предположим, засекает по звуку. Но мог он или нет пощупать, что в этой роще у нас делается?

— Ты хочешь сказать другое, — заметил Люсь. — С твоим предположением не вяжется, что он бьет только по огневым, в то время как ему должно быть известно, где находятся наши исходные. Не так ли?

— Совершенно верно, товарищ майор, — обрадовался Моликов, — только это и не укладывается.

— А все остальное уложилось?

— Да, как будто бы.

— И ты даже, может быть, подозреваешь кого-нибудь?

— Да как вам сказать… Когда есть предположение, есть и подозрение.

— Послушайте, товарищи, вы о чем говорите? — спросил Шеффер. — Ни черта не понимаю.

— Поймешь, Васька, не суйся поперед батьки в пекло.

— Да, но я догадливый. Я всю жизнь был догадливым, а тут ни черта не понимаю.

— Догадаешься в свое время, не торопись. — И Люсь обратился к Моликову: — Видишь ли, исходные они потому, может быть, не трогают, чтобы не спугнуть. В этом районе у них есть пристрелянные пункты, и им удобнее ловить кочующую, а если мы передислоцируемся, у него будет белое пятно.

— Верно, — сказал Моликов, — точно.

Он был очень доволен.

Они подошли к роще.

— Смирно-о-о! — раздался зычный голос дежурного. Быстрым шагом огибая кусты, подошел он к командиру полка и отдал рапорт.

Люсь скомандовал:

— Вольно! Терентьева ко мне!

Одергивая гимнастерку, проверяя ладонью портупею и пистолет, выскочил из землянки заспанный лейтенант. Опрометью он бросился к майору.

— Лейтенант Терентьев явился по вашему приказанию, — отчеканил он, застывая перед Люсем в скошенном от бега положении.

— Получила батарея новый район для кочевья? Получила или нет? Почему снова подобрались так близко к командному пункту? Безобразие! Вы уйдете, а капе останется. Хотите, чтобы он нас накрыл?

— Товарищ командир полка, топографы не успели привязать мне новый район.

— Ну так взгрейте ваших топографов. Подъехали прямо к самому капе и лупят на чем свет стоит. Менять мне из-за вас расположение командного пункта?

Терентьев молчал. Люсь смягчил голос:

— Ну как у вас дела?

— Сегодня чуть не вляпались в историю, — смущенно сказал лейтенант и стал рассказывать майору о том, как сегодня на огневых соскочила станина с передка.

— Так, так, — сказал Люсь. — Очень жаль, не помяли они вам ребра, были бы осторожнее в следующий раз. Вы что, не могли веток подложить под колеса? — спросил он, снова повышая голос.

Терентьев не ответил. Могли, конечно, подложить, но не подложили. Теперь нечего было отвечать.

— Ну, а как новичок? — спросил Люсь.

— Серьезный парень. Будет артиллеристом, — вместо Терентьева ответил Клейменов. — Товарищ Кадушкин, подойдите сюда.

Кадушкин обтер руки ветошкой и шагнул вперед.

— Ближе, ближе, не бойтесь, — сказал Клейменов.

— Как настроение? — спросил Люсь.

— Ничего, товарищ майор. Крышу у меня вот только пробило, — сказал Кадушкин.

Чепель сплюнул от возмущения. Далась человеку эта крыша. Пусть бога поблагодарит, что остался живой, а он — «крыша», «крыша»…

За внешним возмущением Чепеля скрывалось все более доброжелательное чувство к новому трактористу. Парень понравился Чепелю. Он сам был спокойным, невозмутимым человеком, и ему пришлось по душе, что Кадушкин не испугался обстрела. Первый обстрел всегда страшен человеку. А заботливостью Кадушкина о тракторе был бы удовлетворен и сам Соловьев. И Чепель сказал с досадою:

— Он нам, товарищ майор, житья не дает с этой крышей. Прямо надоел.

— Вы бы акт составили, он бы и успокоился.

— Придется, — сказал Чепель.

— А о чем хлопотал Хахалин сегодня ночью? — спросил Люсь. — Поддерживал каких-то разведчиков. Что за разведчики такие?

— А вот Моликов там был, — ответил Терентьев.

Люсь повернулся к Моликову. Разведчик смутился.

— Да знаете, товарищ майор… Очень уж за сердце взяло, — начал он неуверенно. — Земля наша, а знамя нужно уносить. Вот мы и придумали…

— Какое знамя? — спросил Люсь удивленно.

— Урчеевского сельсовета. За рощей «молоток» начинаются его владения.

— Докладывать по порядку совесть не позволяет? — спросил Люсь, догадываясь, что ночью на наблюдательном пункте произошло что-то не предусмотренное уставом.

Моликов пожал плечами, ухмыльнулся и стал рассказывать о ночном деле.

— Посмотрели бы, товарищ майор, как фриц разозлился! А у нас убытков — Афонина слегка подшибло, только и всего, — закончил он.

— Что? — спросил Люсь, и лицо его задергалось.

Моликов испугался.

— Самую малость. Мякоть только и задело, — робко сказал он и, приподняв ногу, показал, куда ранило Афонина.

— Вот как? — убийственным голосом произнес Люсь. — Вы что же, игрушками занимаетесь, а у вас людей уродует? Марш за мной, я вам задам жару! Черт знает что такое! Попробуй-ка тут отлучиться из полка!

Он круто повернулся и зашагал в сторону наблюдательного пункта. Ища сочувствия, Моликов поглядел на Шеффера, но адъютант командира не обратил внимания на его скорбный взгляд.

Кадушкин поглядел, как они идут по дороге, которая тянулась на запад, пока не терялась в широком поле, и сказал:

— Читал я книжку про барона Мюнхгаузена. Он на пушечном ядре летал. Вот бы слетать да посмотреть, чего наковыряли у немца наши гостинцы. Ихние мы видим, вот они. А как наши?