Фарт - [107]

Шрифт
Интервал

— В вашу номенклатуру входит противотанковое ружье? Если — да, то я не играю.

— Еще бы, — сказал начальник штаба, выходя из автобуса.

Дело было в том, что новое противотанковое ружье, недавно полученное в полку, стреляло очень звонко. Во время проверочных стрельб лейтенант Шеффер, артиллерист, командовавший когда-то гаубичной батареей, от первого же выстрела оглох на левое ухо. Разыгрывая сконфуженного простака, он стал упрашивать майора отправить его в Москву на медицинское освидетельствование. Всякий раз теперь, когда выдавался повод поговорить о противотанковом ружье, адъютант командира полка разыгрывал испуг; всем артиллеристам это почему-то нравилось.

Когда немецкий самолет скрылся за лесом, военком полка сказал Люсю:

— Знаешь, Иван Иванович, все-таки произошел удивительный перелом. Перестали люди бояться авиации. Помнишь, осенью: как загудит где-нибудь фашист, сейчас же народ бегом в блиндажи и укрытия. Иногда даже опытные, обстрелянные. А нет поблизости блиндажа, так куда-нибудь к чертям под кусточек. Верно? А теперь совсем другое. Каждый теперь норовит выскочить на открытое местечко, с кругозором, и бьет по немцу так, точно не самолет это, а куропатка. Только б достать гитлеровца винтовочным огнем. Вот друзья!

— Времена другие, товарищ батальонный комиссар, — сказал разведчик Моликов.

Это был худощавый боец с незапоминающимся лицом, неказистый и малословный. Он обладал редкой способностью незаметно появляться и так же незаметно исчезать. Иной раз люди даже вздрагивали от неожиданности — так внезапно Моликов возникал возле них.

— Видал-миндал? — сказал Кутовой майору Люсю. — Психология.

Немецкий самолет улетел, и жизнь полка продолжалась обычным, размеренным ходом. Командир полка и начальник штаба обсуждали программу трехдневного сбора командиров батарей для занятий по стрельбе с воздушным корректировщиком. Позже помощник начальника по оперативной части принес новую сводку. Существо ее заключалось в том, что на участке, который занимал полк Люся, ничего нового не произошло. На смену раненому трактористу Соловьеву из расчета кочующей пушки прибыл новичок, Егор Кадушкин. Комиссар полка знакомился с ним. Кадушкину было лет двадцать. Долговязый спокойный парень понравился военкому. Когда он спросил новичка, хорошо ли он знает трактор и любит ли мотор, Кадушкин ответил:

— А как же? Мотор не телега. Не любить нельзя, слушаться не будет.

Перед обедом позвонили из штаба армии и предложили майору Люсю прибыть в один из ближайших дней по самому неотложному делу. Приказание было такое неопределенное и начарт говорил таким непонятным тоном, что Люсь, отдав трубку телефонисту, покрутил пальцем перед своим носом и сказал:

— И кто его знает, на что он намекает… Вызывают в штаб, как арестанта. С вещами, говорят. Ты ничего тут не подстроил? — спросил он Кутового.

Военком не ответил. Он вдруг привычно заинтересовался своими ногтями и то приближал руку, то отдалял ее.

— Одуванчик, туш! — скомандовал начальник штаба Денисов лейтенанту Шефферу.

Ему не понадобилось объяснение военкома. Люди, воюющие бок о бок долгие месяцы подряд, привыкли понимать друг друга с полуслова. Молчание Кутового и его хотя и привычный, но внезапный интерес к ногтям служили достаточным ответом на вопрос Люся. Лейтенант Шеффер сделал серьезное лицо и с готовностью отбросил «Сестру Керри». Затем он поджал по-турецки босые ноги, откусил кусок блинчика с яблочным повидлом, которые подал на стол повар Житихин, быстро прожевал, проглотил и, тряхнув пышной шевелюрой, за которую капитан Денисов прозвал его «Одуванчиком», грянул туш; прикрывая губы пальцами, измазанными в повидле, он ловко вплетал в мотив завывания саксофона.

— Значит, едешь? — невозмутимо спросил Кутовой, покончив с осмотром маникюра. — Ну, поздравляю. Смотри же, как уговорились, без бочонка пива не приезжай…

— Подстроил? — закричал Люсь, и его лицо задергалось от волнения.

— Послушай, Иван Иванович, посуди сам: рисковать ранением в собственной землянке… Съездишь, проветришься, сына поглядишь. Ни полк, ни война, ни фашистский самолет, который ты собираешься сбить из ручного оружия, — ничто от тебя не уйдет. Хватит на твою долю. А мне за хлопоты — бочонок пива. Есть расчет.

— Ах ты, черт ласковый! — сказал Люсь, с силой размахнулся кулаком, но приставил его нежно ко лбу военкома и осторожно постучал, точно проверял его прочность.

3. КОЧЕВНИКИ

Тракториста Соловьева ранило осколком двухсотдесятимиллиметрового снаряда, когда кочующая пушка снималась с огневых позиций. Тракторист не покинул своего места, не подал виду, что с ним случилась беда. Орудийный расчет ушел вперед, как обычно, и только на исходных позициях товарищи узнали о ранении Соловьева. Ослабев от потери крови, он не сумел самостоятельно выйти из кабины.

— Сашка, — позвал он Чепеля, своего дружка, водителя второй машины, — фриц, кажись, испортил мне карбюратор.

Чепель счищал прутиком грязь с сапога. Как всякое дело, он и это совершал спокойно и неторопливо.

— Не валяй ваньку, — отозвался он, не поднимая головы.

— Сашка, — снова сказал Соловьев, — честное слово…


Еще от автора Александр Григорьевич Письменный
Рукотворное море

В книге А. Письменного (1909—1971) «Рукотворное море» собраны произведения писателя, отражающие дух времени начиная с первых пятилеток и до послевоенных лет. В центре внимания писателя — человеческие отношения, возмужание и становление героя в трудовых или военных буднях.


Ничего особенного не случилось

В этой книге известного советского прозаика Александра Письменного, скончавшегося четыре года назад, произведения, созданные как в годы первых пятилеток (рассказы «Буровая на море», «На старом заводе», «Повесть о медной руде»), так и в годы Великой Отечественной войны: «Была война», «Ничего особенного не случилось» и др.Книга воспитывает в молодом поколении гордость за дело, совершенное старшим поколением.Автор предисловия писатель Виталий Василевский.


Рекомендуем почитать
Происшествие в Боганире

Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».