Фарфоровая комната - [43]

— Так он знает?

Она быстро просчитывает в уме ходы.

— Это бы его убило. Пощадим его.

— Хорошо. Ты же никогда не могла причинить ему боль, правда?

Они долго смотрят друг другу в глаза, оценивая меру обоюдной обиды, потом Май отводит взгляд, и Сурадж выходит.

33

— Как твое самочувствие? — спрашивает Джит у Мехар в темноте.

— По-прежнему. Прости. Не понимаю, в чем дело.

— Наверное, мне стоит отвести тебя к доктору.

— Как скажешь.

— Просто это так дорого.

Она невидимо кивает.

— Я благодарна тебе за терпение.

— Ты же моя жена.

Он смыкает пальцы на ее щиколотке и ведет их дальше, одним долгим движением, исполненным желания. Она отодвигается подальше и слышит сдавленное ворчание рассерженного зверя.

— Я хочу что-нибудь для тебя сделать, — говорит он и делает паузу, но она не отвечает. — Мне надо перекрасить дом. Пусть он будет твоего любимого цвета. Какой цвет у тебя любимый?

— Никакой.

— Красный? Зеленый?

Пауза.

— Розовый?

— Пожалуйста, выбери любой.

Он со вздохом уступает.

— Как хочешь.

На выходе его ловит Май, и он следует за ней в амбар, где их никто не услышит.

— Она была с тобой ласкова? — спрашивает Май.

— Ей еще нездоровится.

— Тьфу. Так она сначала твоему брату родит.

— Прекрати. Прошу.

Он ходит взад и вперед, уперев руки в бока, и Май дает ему немного повариться в обиде.

— И все же я думаю, суд должен знать, — запускает она пробный шар. — Пусть они решат это дело, почему нет?

— Нет.

Он подходит к ней вплотную, тыча ей в лицо пальцем.

— Даже не думай. Даже не пытайся.

— Твой брат не собирается ее бросать.

— Ты с ним говорила? Что он сказал?

— Что они вместе уходят, естественно.

И затем, выждав секунду:

— Говорит, она ему слишком нравится.

Именно это слово «нравится» заставляет его заклокотать.

— Плевать ему на нее.

— Ну-у. Кто знает?

Май оценивающе смотрит на сына: нужно ли его подхлестнуть?

— Ты знаешь, если я в чем и уверилась, так это в том, что на все случаи жизни есть свой мужчина. Может, в конце концов и ты будешь рад, что младший брат вставляет твоей жене.

— Она моя, — рычит он. — Моя и есть. Моя жена.

У него срывается голос. Уже шепотом, как кощунство, он произносит:

— Это он должен уйти.

Май ждала этого, но знает, что сам он не додумает мысль до конца: дальновидность не его качество.

— Ты имеешь в виду революционеров? Они еще набирают людей?

Он смотрит прищурившись, не понимая толком, от кого исходит предложение: от него самого или от нее.

— Хватит пары дней, чтобы их найти. Ты мог бы начать прямо утром. Я скажу, ты ушел смотреть за скотиной.

— Он же мой брат.

— Соображай, дубина. Он необязательно умрет, но путь будет свободен. Успеешь осеменить ее. Она снова будет твоей.

34

Пока Джит в отлучке и двор заполонили маляры, поглотив всеобщее внимание, — по крайней мере, так кажется любовникам, — они используют возможность встречаться спонтанно. Сурадж придумал укрытие — груду глазурованных кирпичей, которые он сложил в углу амбара, под навесом из пшеничных колосьев.

Когда они занимаются любовью и он просит ее сесть сверху, она бледнеет, а от настойчивых просьб ее робость перерастает в ужас.

— Пожалуйста, — повторяет он. — Мне будет очень приятно.

Она склонила голову и не видит его лица из-за плотной завесы своих волос. Ее руки вжаты в его худую грудь. Он оглядывает ее всю. Ее бедра обхватывают его собственные и обжигают кожу. Он проводит по ним руками, по талии, скользкой от пота, и маленькому кармашку живота. Под черным занавесом волос слышно ее прерывистое дыхание, и по всему его телу пробегает упоительная судорога. Она так опустошает его, что ему почти хочется плакать от мысли, что они навеки вместе.

— Я хочу уйти, — говорит Мехар, одевшись, и по движению его подбородка у себя на макушке понимает, что Сурадж несколько раз кивнул. — Почему еще не пора? И когда будет пора?

— Скоро.

— Когда?

— Мне заплатят примерно через неделю. Обувная лавка. Думаю, что смогу вытребовать дальше сверх уговора.

— Какой ты умный, а.

— Не чета тебе.

— Серьезно, Сурадж. Я хочу уйти поскорее.

Он выдерживает паузу — может, потому что она назвала его по имени. Что на нее нашло?

— Я же сказал «скоро».

— А брат твой продолжает ко мне приходить, между прочим.

Она сознательно подгоняет его.

— С этим я ничего не могу поделать.

— Ты можешь забрать меня отсюда.

— Сначала деньги.

— Ты можешь заработать в Лахоре.

— Осталось всего несколько дней!

Она сдерживает ответный выпад и резко высвобождается из его объятий.

— У меня коса была?

Он выпячивает нижнюю губу — где ему помнить, и она принимается заплетать волосы, нервно перебирая пальцами. Выпрямляется и перебрасывает косу на спину.

— У меня будет ребенок, — говорит она.

Ни единый мускул не дрогнул на его лице, и они долго стоят в молчании, так долго, что это уже нелепо, и оба не выдерживают и начинают смеяться, буквально трясутся от смеха и не могут остановиться.

На ферме ее ждет сюрприз: маляры загрунтовали стены и теперь распределились все четверо вдоль фасада, взяв по длиннющей метле, обмотанной тряпьем. Они жизнерадостно посвистывают и так, посвистывая, красят дом в ее любимый оттенок розового.

Почти месяц я провел на ферме, прежде чем почувствовал, что готов выйти за ворота, и отправился на главный базар. Через километр пути мне встретился тук-тук