Фараон Хуфу и чародеи - [4]

Чародеи из представителей знати первых двух сказок, рассказанных сыновьями Хуфу, противопоставляются чародею-неджесу третьей сказки. Если в первой из них чародей-вельможа одерживает победу над простолюдином, то в последней сказке чародей-неджес Джеди значительно превосходит знатных волшебников своими знаниями, могуществом и предвидением будущего. Именно он предрекает Хуфу гибель его династии. Очень типично, что характеристика последнего смягчена. И это вполне понятно. Ни один писец не осмелился бы ни в эпоху Древнего Царства, ни позже, в эпоху Нового Царства, когда был написан этот папирус, наделить законного фараона — «сына Солнца» — отрицательными чертами.

И все же сказки, несмотря на обработку, которой они обычно подвергались при записи, ярко отображают жизнь народа с присущими ей разнообразием, пестротой образов и картин. Одни из них, как, например, сказка о двух братьях, при всей ее фантастичности, вполне реалистически рисуют быт крестьянской семьи с ее заботами и патриархальным укладом. Другие — уводят слушателя вместе с корабельщиками и солдатами в далекие моря и чудесные страны. Таковы сказки «Потерпевший кораблекрушение» и «Хитроумный полководец Джхути».

Подобного рода сказки возникают несколько позже, когда египтяне пускаются в плавание по волнам Красного моря на юг, в страну Пунт (современное Сомали), за благовониями, слоновой костью, шкурами редких животных, или когда фараоны-завоеватели начинают свои грабительские походы в соседние страны, в частности в Сирию. Действие сказки «Обреченный сын фараона» развивается не только в Египте, но и в Сирии.

Не всегда удается приглушить и сатиру на сильных мира сего. В особенности отчетливо проступает она в переданной Геродотом сказке «Царь Рампсинит и неуловимый вор», где фараон наделен самыми отрицательными чертами, а вор — выходец из народа — изображен героем. Явно, хотя и несколько приглушенно, проступают черты сатиры и в некоторых произведениях поздней эпохи, в частности в сказаниях о Сатни-Хемуасе. В первом из них этот царевич, знаток и любитель магических книг, после галантных и вместе с тем кровавых похождений с красавицей, в конце концов попадает в смешное положение. В другом — фараона подвергают постыдной порке, что никак не вяжется с его высоким саном. Правда, все эти сказки волшебные. Но у народов древности вообще вся идеология была неотъемлема от религии и веры в чудеса. В последней воплощались мечты и надежды на счастье и лучшее будущее, стремление к познанию окружающего мира и сил природы.

Но в Египте сохранились не только сказки. Отсюда происходят и древнейшие известные в истории мировой литературы повести. Здесь авторство принадлежит одному человеку или небольшой группе лиц, вносивших последовательно при переписывании текста те или иные изменения или добавления, в особенности стилистические, пока произведение не приобретало более или менее законченную форму. Сюжетная линия обычно оставалась неизменной. В этом отношении особенно характерен рассказ о похождениях Синухета.

Известно около двадцати пяти различных списков этого произведения, относящихся к XIX—X вв. до н. э. Они содержат от нескольких обрывочных строк до почти полного текста. И каждый из них имеет какую-либо особенность в языке или стиле, отличающую его от других. В основе повести, возможно, лежат подлинные события, впоследствии приукрашенные и поэтизированные. Во всяком случае, она во многом напоминает те автобиографии, которые египетские вельможи приказывали высекать на стенах гробниц, чтобы увековечить свои деяния.

К повести «История Синухета» примыкает по характеру и другая повесть — «Злоключения Унуамона», которая сохранилась, к сожалению, только в одном и то не полном экземпляре. Этот рассказ очевидца значительно менее приукрашен, чем предшествующий, хотя, видимо, также подвергся последующей литературной обработке. Добросовестно и просто описывает Унуамон все, что ему довелось пережить и претерпеть. При этом ему нельзя так же, как и Синухету, отказать в яркости и образности некоторых эпитетов, сравнений и метафор, что вообще в высокой степени присуще древнеегипетской литературе. В ней можно найти образы, которые могут поразить и современного читателя, например, сравнение ощущения жгучей жажды со вкусом смерти («История Синухета») или описание достоинств корабельщиков («Потерпевший кораблекрушение»). Иногда встречаются и очень меткие выражения — очевидно, пословицы. Особую живость придает повествованию и то, что рассказ ведется от первого лица. Этот прием заимствован, видимо, из уже упоминавшихся выше автобиографических надписей; он был впервые в мировой литературе применен в Египте.

Подобные повести, возникшие в другой социальной среде, существенно отличаются от сказок. Их отличает не только иная направленность и иное содержание, а также форма и стиль. В сказках в общем стиль остается более простым, хотя есть и исключения.

«История Синухета» и «Злоключения Унуамона» могут быть названы историческими повестями. В них достаточно точно и объективно отобразились определенные политические события, например династические распри после смерти Аменемхета I или ослабление страны при последнем представителе XX династии — Рамсесе XII. Недаром эти литературные памятники наряду с историческими надписями и анналами привлекаются для воссоздания прошлого Египта.