Фантомные боли памяти (Тифлис-Тбилиси) - [19]
Огорчила ли маму эта история? Была ли она разочарована, раздосадована тогда или позже, оттого что не продолжила свою работу и уже никогда не работала по своей специальности? Не знаю. Я никогда не спрашивала её об этом, а она не рассказывала.
Как часто мы забываем о многом спросить своих родителей, даже не представляя себе, как потом, после их ухода, это обернётся сожалением, досадой и будет вечно терзать нас. Почему, почему не спросили? Только ли из-за молодого легкомыслия и недостаточно внимательного отношения к старшему поколению? А может быть, в душе каждого из нас живёт некое защитное чувство — уверенность в бессмертии наших родителей, и потому мы думаем, что всё ещё успеется, обо всём расспросим, про всё поговорим, всем поделимся, — ведь жизнь так велика…
Маме так и не пришлось работать по специальности.
С тех пор пройдёт всего одиннадцать лет, — господи, что я говорю! «Всего»? В эти годы уложились Великая отечественная война, потеря родных и близких, переезд нашей семьи в Москву, — наступит август 1948 года и грянет знаменитая сессия ВАСХНИЛ с её «открытиями» и «закрытием» генетики. А в сентябре я стану студенткой первого курса Московского ордена Ленина мединститута, нашего знаменитого МОЛМИ. Надо ли говорить, как профессура и педагоги впихивали в нас выводы и решения знаменитой сессии, как возвеличивали имя Лысенко и как мы — восемнадцатилетние чистые, наивные души, представлявшие собой, что называется, tabula rasa, — жадно впитывали новые знания, безоговорочно веря в каждое слово медицинских светил! Дома я с увлечением делилась с мамой своими впечатлениями. Она молча слушала, но однажды не выдержала и жёстко возразила:
— Лысенко всего лишь агроном, никаких его научных трудов я не читала. А что касается хромосом, которые якобы не участвуют в передаче наследственности, то спрашивается: что же тогда участвует?
Я, как могла, объясняла моей «наивной» маме, что нельзя ставить вопрос так «узко», что Лысенко — великий учёный, а специфическая передача наследственности какими-то «генами» — это просто «прошлый век». Ведь не могут же ошибаться такие профессора и специалисты, как… Дальше шёл перечень громких имён.
— А разве наши профессора не были крупными учёными, специалистами в своём деле? — возмущалась мама. И тут я сморозила одну из тех величайших глупостей, которые ещё совершу в своей жизни. Я сказала:
— Они были врагами народа, поэтому их посадили и расстреляли.
— Да-а-а… — протянула мама, то ли сокрушаясь, то ли соглашаясь со мной, провела рукой по моим волосам и внимательно поглядела, словно жалела меня, как бывало в дни моих болезней…
«Отчего так сильно во мне желание вновь посетить места, оставленные мною с таким равнодушием? Или воспоминание — самая сильная способность души нашей, и им очаровано всё, что подвластно ему?» — писал Пушкин в письме к Дельвигу.
Думаю, невозможно точнее передать те чувства и мысли, которые движут мною, когда я пишу эти строки, вспоминая наш дом, двор, улицу. Уезжая в Москву, я легко простилась с ними, даже не предполагая, что именно здесь сформировалась как личность, а вся последующая жизнь станет лишь приобретениями и потерями, постижениями, разочарованиями и адаптацией в новой среде. И сколько бы счастья и любви ни выпало на мою долю за все последующие годы, никогда больше не повторилось ощущение, что воздух вокруг меня напоён только светом и радостью, как это было в Тбилиси…
Наша улица всегда звучала каким-то особым многоголосьем, не похожим на обычный шум проспектов или привычные звуки и голоса прохожих. В этой полифонии была своя логика, закономерность и целесообразность; каждый голос имел свой неповторимый колорит и тембр, зависевшие от времени суток и времени года, от погоды и просто от настроения источника этого голоса.
Утро начиналось с цоканья копыт по мостовой. Это пришли Он и Она, чем-то похожие и понимающие друг друга без слов. Я слышу цокот её копыт и его протяжный, призывный басовитый голос:
— Мацо-о-ни! Молоко-о-у!
Это приехал из Цхнети, пригорода Тбилиси, молочник Ёсеб. Он не кричит, как другие, он просто поёт свою утреннюю серенаду. Его слышит вся улица, но продаёт он своё богатство только постоянным покупателям. Она — его лошадь, белая, красивая, — повинуется каждому жесту и взгляду хозяина. На ней огромная перекидная сумка (хурджин) с глиняными крынками, полными мацони, и бидоны с молоком. В дождливую и холодную погоду на Ёсебе всегда белая бурка.
В нашем доме у него покупает молоко только мама, и если она не сразу выбегает на улицу с посудой, то он приоткрывает ворота во двор и очень коротко восклицает-вопрошает:
— Мадам, молоко? — и ещё через минуту: — Нина?!
Именно так, с недоумённой, вопросительной интонацией. Никакой протяжности, никакой призывности — один вопрос-недоумение: разве ты не слышала меня? Или уже не хочешь лучшего на свете цхнетского молока? А если слышала, то почему сразу не вышла?
Всё это я слышу в его неповторимых интонациях и поторапливаю маму:
— Скорей, а то он обидится!
Иногда я сама выхожу на улицу, подхожу к белой лошади и покупаю молоко. Однажды, пока он наливал молоко из своего большого бидона в мой маленький, подошла проходившая мимо женщина и спросила:
Молоденькая учительница Аня — впервые в Италии! В стране своей мечты, в стране, которая для нее упрямо ассоциируется с романтикой и приключениями!И романтические приключения СЛОВНО БЫ ЖДУТ Аню… Вот только — романтики этой, на первый взгляд, вполне невинной, становится для нее ЧТО-ТО МНОГОВАТО!Красавец-итальянец разыгрывает АБСОЛЮТНО ШЕКСПИРОВСКИЕ страсти, а русский поклонник не уступает ему ни на йоту…От такого «полета» невольно хочется спастись, — и, как ни странно, спасение предлагает немолодой, серьезный бизнесмен, — явно «не герой романа» Ани!
«Пигмалион» по-русски…История Алексея, блестящего молодого врача из высокопоставленной семьи, решившего принять участие в судьбе тихой, скромной Юли, молоденькой вдовы, приехавшей в Москву на заработки и чудом вырвавшейся из когтей безжалостных сутенеров, жестокими побоями пытавшихся заставить ее стать «ночной бабочкой»…Поначалу Алексей просто испытывает жалость к Юле, которой намерен помочь пробиться в столице.Но чем сильнее он старается превратить «серую мышку» в уверенную в себе, целеустремленную красавицу, тем больших успехов достигает – и тем сильнее влюбляется в дело своих рук.Однако благодарность Юли к спасителю медлит превратиться в любовь – ведь она по-прежнему верна памяти мужа, погибшего в результате нелепого несчастного случая.Алексею остается только надеяться и ждать…
… Командировка в старинный волжский город.Для блестящей московской переводчицы Кати это — даже не работа, а приятный отдых.Посмотреть на местные достопримечательности…Разобраться, стоит ли продолжать затянувшийся, безрадостный роман…И — главное — ЗАБЫТЬ о том, что на свете существуют какие-то отношения с мужчинами, кроме РАБОЧИХ!!!Но — женщина предполагает, а Бог располагает.И именно в этом старинном городке на Катю обрушивается НАСТОЯЩАЯ ЛЮБОВЬ.Страстная, отчаянная и НЕВОЗМОЖНАЯ любовь к женатому бизнесмену Андрею.
Юная наивная студенточка Таня «залетела» от красавца-каскадера — и с ужасом узнала, что ее избранник ЖЕНАТ — и попросту собирается использовать ее в качестве «суррогатной матери» своего ребенка.Таня с негодованием отвергает предложение «продать» свое дитя — и с гордостью принимает трудную долю матери-одиночки.Казалось бы, молодую женщину ждут только бедность и одиночество… но однажды в ее жизнь входит немолодой, обаятельный иностранец, когда-то безнадежно любивший ее мать…
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.