Фантастическая политика и экономика - [13]

Эти звери ни огня не боятся, ни ядерного взрыва. Вот если бы каждому из двадцати дать по гранатомету — тогда, может, один бы и повредили.

Но не сорок танков, грохочущих дизелями и выпускающими длинные струи сизого дыма. Все еще суетились, укладывались за жестяными урнами, целились, поплевав на ладони на охотничье счастье, а Димка уже знал, что совсем бесполезно все это. Он посмотрел назад, пожалел все то, что там было, пожалел еще и себя, совсем ведь молодого, и шагнул вперед. У него был простой травматик. Вот он шел и на каждый шаг стрелял в танк. Шаг — выстрел. Шаг — выстрел. Он очень хотел успеть потратить все патроны. Успел только раз перезарядить. И тут его срезал пулемет. Тогда встал и пошел вперед Профессор. Он правда был самый настоящий профессор и доктор каких-то наук. Выглядел, как профессор в кино, и говорил так же. У него ничего не было, когда он пришел.

Кто-то выделил ему старенькую вертикалку и дал пяток патронов.

Охотники — они все пришли с двумя стволами, как минимум. Вот Профессор просто от пояса дал дуплетом, чуть не упал от отдачи, потом остановился и долго выковыривал гильзы. Перезарядил, и опять пошел вперед. Когда дошел до тела Димки, опять выпалил. И лег тут же, там ведь пулеметы крупнокалиберные — одного попадания вполне хватает. Только не понятно было, а чего же не давят? Чего не стреляют по остальным? Чего не наступают? Паузы практически не было. Никто же не договаривался ни о чем.

Просто Десантура двинул вперед, скинув рубашку и сверкая голубыми полосками тельняшки. Мы там никого почти по имени не успели узнать.

Да, просто не успели. Вот, Димка, еще был с нами Виктор Степанович — пенсионер, еще Сашка, который с самой окраины добрался. Еще смеялся, что еле успел к самому интересному… А некоторых вот так звали — Профессором, Десантурой… У него, у Десантуры, откуда-то был милицейский автомат. Короткий такой. Не калаш, нет, а из новых, черный такой, маленький. Так он просто от пуза, не целясь, весь магазин одной очередью выдал. И лег, даже не доходя до первых. И тогда Виктор Степанович сказал, что нефиг тут молодым гибнуть.

И пошел, на палочку опираясь. В одной руке у него палочка была, а под мышкой зажал Сайгу. И палил из нее, покачиваясь и останавливаясь каждый раз. Мелкой дробью, как по птичкам. Других патронов не было.

Ну, и тоже… Сашка, тот бегом побежал. Сказал, что страшно ему пешком идти.

Просто очень страшно умирать. И как побежал он на танки… Их там сорок, дымят, ворочаются, выстраиваются. А он через всю огромную площадь — один. Ружье свое он оставил нам. Сказал, чтобы, если кто останется жив, детям передали. У него двое было сыновей. А после Сашки все как-то разом, не говоря друг другу ни слова, встали и пошли, растягиваясь в цепь. Как в кино. В психическую. На эти танки. И никто не стрелял — просто шли на танки, зная, что это — в последний раз. Кто же знал, что все это транслируется в прямом эфире? Там же камеры на площади. Вот с них картинку тогда выдали на весь мир. Как погибли первые, как пошли остальные. Размеренно так пошли, не пригибаясь даже нисколько. Только плакали некоторые на ходу. Плакали — и шли. А танки вдруг завозились, завозились, и стали уходить, разворачиваясь и искря траками по брусчатке. Может, команду какую-то получили… А может, просто вспомнили, что тоже люди. Кто теперь скажет? Только последние кадры с тех камер были такие, что идут цепью полтора десятка штатских, а от них танки уходят, уходят, уходят… …

— Они, выходит, все герои, деда? И ты тоже?

— Они герои. Да. Только, знаешь, внучек, иногда мне кажется, что лучше бы их всех там положили, на той площади. И меня с ними вместе.

Всем вам — лучше. Так вот иногда мне кажется…

— Ты не плачь, деда! Ты же герой! Герои не плачут!

Жизнь закончилась

Стук в дверь раздался в самый неподходящий момент.

— Чего надо? — сипло крикнул Иван, выбираясь из-под скомканных и скрученных простыней.

— Откройте, пожалуйста. РПН! Бормоча вполголоса ругательства, Иван накинул простынку на разлёгшуюся разгорячённую девушку, прижал палец к губам — мол, никшни тут и не отсвечивай — и, поправив рубаху и застегнув брюки, вышел в тесный тамбур. Как только он щёлкнул задвижкой, дверь вырвалась из его рук, а в номер, подталкивая его перед собой — «чего вы толкаетесь?», ввалились сразу пятеро полицейских в чёрном.

— В чем дело, собственно? — попытался показать, кто здесь хозяин Иван.

— Мы получили информацию, что в вашем номере — гостья. А время, — один из «чёрных» акцентировано чётко поднял руку и посмотрел на часы, — уже полночь. Прошу дать необъодимые разъяснения.

— Какие ещё разъяснения? Мы здесь все — взрослые люди! — начал было качать права Иван. Но тут двое больших и крепких в чёрном подошли к нему, довольно невежливо оттеснили к креслу, толчком усадили. Тут же на обоих плечах оказались чужие тяжёлые ладони, предупреждающие, что встать так просто не удастся.

— Сначала от девушки… Загорелое лицо высунулось из-под простыни, тонкая рука молча протянула паспорт.

— Так… Сандра… Ишь, имён у них больше нет как будто других…

Возраст — совершеннолетняя. Это хорошо. Ага. Семейное… Вдова.