Фантасмагория для голоса и хора - [2]

Они с Картерсом успели увидеть хвост состава, исчезающего в левом тоннеле. Над крышами вагонов вился черный дымок.

− Справа налево, − сказал Картерс.

− Это важно? − поинтересовался Васильчиков.

− Здесь все важно.

Их догнал запыхавшийся Романов — забывший, похоже, о своих процедурах.

− Кто? − выдохнул он, остановился и наклонился, уперев руки в колени и тяжело дыша. Волосы намокли от пота и прилипли к лысине.

− Женщина, − ответил Картерс.

Она стояла рядом с насыпью и непонимающе смотрела на приближаюшихся мужчин. Короткие светлые волосы, голубые глаза, веснушки на носу и платье в рыжий горошек. Высокая выгоревшая трава обнимала коричневый чемоданчик. Васильчиков только успел отметить потрепанный на сгибах дермантин и потемневшие жестяные уголки, а Картерс уже подхватил багаж и церемонно поклонился:

− Картерс… можно просто Гарри.

− Людмила, − сказала женщина, глядя все так же недоверчиво и изумленно, − Н…Надеждина. А вы кто такие?

Васильчиков представился, за ним назвался и Романов, усердно вытиравший платком лоб.

− Где я? − спросила Людмила. − Что все это значит? Что вам надо?

− Нам, − сказал Романов, − уже ничего. А что нужно от нас − мы и сами не знаем.

− Пойдемте, Людмила, − Картерс помахал чемоданчиком, − мы вас проводим до вашей комнаты.

− Меня обязательно отсюда вытащат! − твердо сказала женщина. − Так и знайте!

− Рафик тоже все время так говорил, − вздохнул Романов.

Картерс вздрогнул и бросил на Романова быстрый взгляд.

Вечером Михаил постучал в третью комнату. За дверью послышалось торопливое шуршание, а потом недовольный голос Картерса сказал:

− Входите.

− Гарри, мне надо с вами поговорить, − сказал Васильчиков, плотно закрывая дверь.

Картерс молча показал на свободный стул.

− Вы… что-то знаете, − Михаил постарался, чтобы его слова прозвучали, как утверждение, а не как вопрос.

Картерс помолчал.

− Может быть, да. Может быть, нет.

− Возможно, нам следует поговорить где-нибудь в другом месте?

− Здесь нет других мест, − возразил Картерс, − все одинаковые. Кроме того… я уверен, что их это совершенно не интересует.

− Их?

− Нет, я тоже не знаю, кто они такие, − с раздражением сказал Картерс. − Вы это хотели спросить?

− Нет. Я хотел спросить, почему вы так отреагировали на слова Романова. Там, возле насыпи…

− Я помню, − Картерс полез в ящик стола и достал несколько листов бумаги. − Вы никогда не замечали, что мы предпочитаем обращаться друг к другу по фамилиям?

− Эээ… нет, − честно признался Васильчиков.

− Смотрите, − Картерс подвинул к нему листки.

На бумаге красовались семь столбцов. Три — крохотных, в одну — две строчки, четыре — побольше, от трех до пяти.

Васильчикову бросилась в глаза его собственная фамилия в одном из столбиков.

− Ничего не замечаете? − спросил Картерс.

Михаил прочитал свой столбик. Марисоль Микаэла, Стивенс Мик, Финн Оскар, Васильчиков Михаил.

− Одинаковые имена? − спросил он.

Картерс кивнул.

− А при чем тут Оскар Финн?

− Еще не знаю, − сказал Картерс, − но выясню. Если успею. Пока могу сказать одно − вы очень похожи. Не знаю, чем. Это не выразить словами. Точно так же Равиль был похож на Божену, как Джордж, Егор и Лука были похожи на Юрия.

− Так почему мы предпочитаем обращаться друг к другу по фамилиям?

− Потому что это не фамилии. Это имена.

− Полушайте, Гарри… Вам не кажется, что это уже слишком? Мне ли не знать, какое у меня имя. Это, в конце концов, чуть не единственное, что я помню.

− А кто сказал, что это ваше имя?

Женщины сидели в «комнате отдыха». Божена, как всегда, что-то вязала и монотонно вела свою обычную лекцию о том, что корпус — это наказание за проступки, и что всем воздастся… От одного звука ее голоса у Васильчикова начинало тоскливо ныть в черепе, где-то за глазницами, и он старался ретироваться как можно быстрее. Но сегодня здесь была Людмила, и ее присутствие интриговало и волновало Михаила, поэтому он осторожно присел на край дивана, рядом с вечно погруженной в себя Верой.

− Неправда! − наконец привычно не выдержала Жанна, − Божена, ну как ты можешь! Разве же все это похоже на наказание?

Она обвела рукой пространство комнаты. Михаил проследил за ее рукой. Стерильно-белые стены… ни единого пятнышка. Бежевые диванчики. Теплая светло-серая плитка пола. Цветы в горшках… интересно, кто их поливает? А пыль вытирает кто? Ведь не может быть так, чтобы здесь не было никакой пыли, вовсе…

− Нас вытащат, − убежденно сказала Людмила, − не могут не вытащить. Родственники. Друзья.

− Восемь сущностей, − вещала Божена, − число жертвы!

− Число силы, Божена! − выкрикнула Жанна. − Мы суть сила. Мы здесь для этого. Это наша награда, спасение. Надо только принять то, что нам дают.

«Бред какой-то, − подумал Васильчиков, − зачем метафизическим сущностям кожаные диваны, экраны в спальнях и процедуры?»

− Людмила, − шепнул он новенькой через голову Веры, не обратившей на него никакого внимания, − не хотите прогуляться? Погода хорошая, двадцать три — тире — двадцать семь градусов Цельсия…

Людмила благодарно кивнула.

− Так значит, вас Михаил зовут?

Они шли по дорожке, усыпанной мелким гравием. По обеим сторонам высились деревья неизвестной породы, распластавшие ветви где-то высоко-высоко, на фоне сине-белого полотнища неба. В тени листвы было прохладно, несмотря на тире-двадцать-семь.