Фандом - [80]

Наверное, гемы устали от идеальной красоты, и в этом ужасном месте собирают самые извращённые уродства. А может быть, всё гораздо проще: человечеству необходимы недостатки и несовершенства, потому что без изъянов мы прекратим своё развитие. Однако усталые от совершенства гемы могли бы удовлетвориться чем-то попроще, сросшимися на переносице бровями например.

Девушка передо мной единственная в нашей компании без видимых шрамов. Ей лет пятнадцать, не больше, одета в бежевое платье из мешковины. Её рыжие волосы ниспадают на плечи, как огненный водопад в свете красного фонаря. Она похожа на Кейти, и меня тошнит при одной мысли о том, что с ней сделают гемы.

– В первый раз? – шёпотом спрашивает меня девушка.

Я киваю.

– Что тут будет?

Открывается дверь. С той стороны доносится громкая музыка. Парень со страшной улыбкой входит в комнату, и дверь захлопывается.

– Мы по очереди идём туда, показываем себя, и гемы делают ставки. Называют свою цену. Кто больше даст – тому и достанешься. – Бросив взгляд на мой комбинезон, девушка советует: – Попробуй выглядеть… ну, чтобы понравиться. Если тебя не выберут, дело плохо.

– А что тогда будет?

Янтарные глаза девушки расширяются от страха.

– Пристрелят, если повезёт.

– Нас могут убить?

– Что захотят, то и сделают. Они платят.

Дверь открывается. Девушка с ожогом уходит.

– А если рассказать кому-нибудь? – Что за наивный вопрос. Я будто слышу, как Эш говорит: «Ты что, с другой планеты?»

– Рассказать? Тогда наверняка пристрелят. Никто не поможет. Мы же просто дефы. – Опустив глаза, девушка смущённо признаёт: – Некоторые гемы хорошо платят. Я больше не могу работать в Полях. – Она поднимает руки. Не руки – обрубки, кистей рук нет, только неровные шрамы на культях запястий. – А здесь за уродства доплачивают.

Я снова вижу Нейта на рыночной площади с вытянутыми вперёд руками и безногого парня в бункере за стеклом. Сказать бы этой девушке, что скоро всё будет иначе, что есть люди, готовые помочь ей и таким, как она, но нельзя. Я незаметно проверяю, на месте ли пузырёк со снотворным, и сочувственно улыбаюсь девушке.

– Мне очень жаль, что с тобой так обошлись.

Одноглазая девушка без языка тоже исчезает за дверью.

– Потом моя очередь. – Рыжеволосая делает шаг вперёд.

Я инстинктивно пытаюсь взять её за руку, чтобы немного поддержать, но натыкаюсь лишь на шрамы на запястьях.

– Ничего, я не боюсь. Только бы не достаться тому блондинчику. Говарду Как-его-там.

Значит, Говард Стоунбек здесь. Где же ему быть! Как глупо я наврала охраннику: от страха совсем думать разучилась. Теперь тот гем, который впустил меня, проверит, знает ли меня Говард. Надеюсь, повстанцы займут притон прежде, чем мою ложь здесь раскроют. И я до сих пор не представляю, каким чудом дать гемам снотворное.

Дверь открывается, и рыжеволосая уходит. Я стою одна в алой комнате, чувствуя, как дрожат от страха колени. Осторожно приложив ухо к двери, я ловлю доносящиеся снаружи голоса. «Пять тысяч, семь… восемь…» – доносится оттуда. В комнату входит мальчик, и я отшатываюсь от двери, услышав его кашель.

– Простите…

Мальчик с улыбкой идёт к двери. В руках у него поднос, а на подносе бутылка шампанского. Это официант! Я вздыхаю с облегчением: мальчик слишком юн, чтобы продавать себя. Холодный стеклянный пузырёк будто сам собой прыгает мне в ладонь.

Загородив мальчику дорогу, я незаметно открываю пузырёк, спрятав руку в карман.

– У тебя щека грязная, – говорю я официанту, – большущее пятно.

Недовольно сморщив курносый нос, мальчишка что-то бормочет.

– Давай помогу. – Я забираю у него поднос.

– Спасибо. – Плюнув на рукав, он лихорадочно трёт лицо, пока я, отвернувшись, переливаю содержимое пузырька в открытую бутылку.

– Ну как? – спрашивает официант, показывая мне красную щёку.

– Чисто, – отвечаю я.

Дверь открывается. Нацепив смущённую улыбку, я приказываю ногам двигаться вперёд. За дверью – большая гостиная, видимо, несколько маленьких комнат объединили в одну. Стены в трещинах, а мебель довольно красивая, как в поместье Харперов. Вдоль стен выстроились кресла и кожаные диваны, на которых расположились гемы, покуривая сигары и прихлёбывая шампанское. У двери стоят охранники, тоже с бокалами в руках.

Прямо передо мной сидит Говард Стоунбек. Его ни с кем не спутать. Светлые волнистые волосы, костюм в тонкую полоску и мерзкая ухмылка извращенца на губах. Во рту у меня пересохло, а горло словно стянуло верёвкой лжи, рассказанной охраннику. По крайней ме-ре он так и остался у входа и не сможет ничего сказать обо мне Говарду.

– Иди к нам, обезьяна! – зовёт меня один из мужчин на диване. – Посмотрим, густая ли у тебя шёрстка!

Под громкий смех я выхожу на середину комнаты. Глаза гемов обшаривают меня издали, оценивают лицо, волосы, размер груди. Мерзкое ощущение! В ушах снова стучат барабаны, но сквозь шум я слышу, как льётся в бокалы шампанское.

В комнате есть и женщины. Одна из них бросает в меня сигарой, попав в плечо и осыпав фонтанчиком искр.

– И что в ней особенного? Таких у меня и дома хватает, – обращается она к охране.

Мальчик-официант, наполнив бокалы, уходит. Мне бы ещё чуть-чуть продержаться, и… Нащупав влажными пальцами молнию на комбинезоне, я на мгновение замираю. На мне есть одежда, но чувствую я себя абсолютно голой, будто снова в грязной комнатке на пропускном пункте, как бабочка, приколотая за стеклом.