Фандом - [30]

Рядом разочарованно вздыхает Нейт: он явно ожидал увидеть монстра.

– Жаль. Роза мне нравилась, – произносит Бабба.

Торн взбивает подушку и подкладывает её под спину прорицательницы.

– Хочешь, я разведу огонь?

Как быстро Торн меняется! Только что приставлял нож к горлу Нейта, и вот он уже улыбается и поправляет подушки. Однако ему потребуется лишь мгновение, чтобы снова превратиться в чокнутого психа. В каноне он вёл себя точно так же, вот только теперь нож у него в руках самый настоящий.

Бабба тоже не доверяет доброте Торна. Она машет рукой, отказываясь от помощи.

– Не надо, спасибо. Сама справлюсь. – Прорицательница поворачивается ко мне, словно хорошо меня видит. Возможно, так и есть. Кожа её век тоньше папиросной бумаги. – Кого ты привёл ко мне, Торн?

– Бог знает, – отвечает предводитель повстанцев.

Бабба смеётся, и её глаза под закрытыми веками двигаются, как невылупившиеся птенцы в скорлупе яиц. Она протягивает ко мне дрожащую руку, и я не раздумывая беру её в свои ладони. Сейчас придётся вытерпеть резкую боль, когда огненный поток перетечёт из её руки в мою. Но ничего такого не происходит.

Бабба улыбается, приоткрыв беззубые дёсны.

– Её зовут Виола. Этот цветок мал, но по-своему прекрасен. Кажешься себе маленькой, верно?

– Да, верно. – Я помню, как во время своего доклада в классе чувствовала, будто становлюсь всё меньше.

Торн выступает вперёд, словно собираясь разнять наши руки, но лишь сжимает кулаки.

– Девчонка знает то, чего знать никак не может. Она как будто влезает в мои мысли и копается там. Скажи, Бабба, Виола тоже прорицательница?

– Ты умеешь предсказывать будущее? Читать мысли? – спрашивает меня Бабба.

Я качаю головой, но тут же спохватываюсь – Бабба меня не видит – и отвечаю:

– Нет. – Я краснею от смущения. Как глупо, ведь Бабба и так читает мои мысли.

– А ты, Нейт, умеешь предсказывать будущее?

Нейт всплёскивает руками и говорит быстро-быстро, взволнованно, словно наконец-то получил разрешение высказаться.

– О боже мой! Вы знаете, как меня зовут! Суперклассно! И вы вовсе не такая страшная, как в кино, вас там просто неправильно загримировали.

Торн огромной ладонью зажимает Нейту рот.

– Девчонка говорит то же самое. Якобы она из другой реальности, а мы живём в книге, или в фильме, или непонятно где.

– Ну, это же совершеннейшая бессмыслица, – спокойно отвечает Бабба.

– И это говорит нам женщина-без-лица, пятисот лет от роду! – ухмыляется Нейт, высвободившись из-под руки Торна.

Великан приноравливается отвесить мальчишке подзатыльник, но вмешивается Бабба:

– Хватит, Торн. Вспомни, как следует обращаться с гостями. Они мне нравятся.

– Из-за них погибла Роза. – Торн не сводит глаз с затылка Нейта.

– Да, – терпеливо, как ребёнку, объясняет Бабба. – Когда один цветок вянет, на его месте расцветает другой.

Торн бессильно опускает руку.

– Не понимаю, о чём ты говоришь.

– Цветок фиалки мал, но прекрасен. Тонкий аромат фиалок на время отключает обоняние. Цветок перед нами, но он как будто не пахнет.

– Довольно твоих загадок! – сердится Торн.

Бабба со смехом указывает лидеру повстанцев на дверь.

– Оставь их со мной, а сам погуляй, подумай.

– И зачем мне это? – недовольно спрашивает Торн, поправляя повязку на глазу. Он привык отдавать приказы, а не повиноваться.

– Не тяни время, – терпеливо отвечает Бабба. – Я знаю: ты всё равно уйдёшь. Ведь я вижу будущее.

Торн разворачивается на каблуках и выходит из комнаты, силясь сохранять спокойное выражение лица. Дверь захлопывается, и языки пламени покачиваются, отправляя причудливые тени плясать по каменным стенам. Бабба зевает, широко открыв беззубый, как у младенца, рот.

– Торн громко лает, но не кусает, – успокаивает она.

– Вы уверены? Он мне чуть горло не перерезал! – сообщает Нейт.

– Да, с ним тяжело. Он многое пережил, но это вам и без меня известно. – Бабба обводит рукой комнату. – Садись, Нейт. Устраивайся поудобнее. Мне надо поговорить с твоей сестрой.

Нейт шлёпается на пол, промахнувшись мимо подушки.

– Вы будете читать её мысли? Сливаться разумами? Круто! А потом со мной так – можно?

– Иди сюда, Виола, я положу ладони тебе на лоб, – не обращая внимания на вопросы Нейта, говорит мне Бабба.

Я опускаюсь перед ней на колени, как сделала бы Роза. Жаль, что её нет с нами. Меня пронзает острое чувство вины: на моём месте должна быть Роза, именно она должна стоять перед Баббой. Я зажмуриваюсь, чтобы не дать пролиться слезам.

Бабба кладёт мне на лоб ладони, как мать, которая проверяет, не поднялась ли температура у малыша. От её прикосновения меня словно бьёт током, разрывая всё внутри, сминая кости. Боль гораздо сильнее, чем описано в книге. Хочу закричать, но в груди не осталось воздуха. Перед глазами мелькают картинки: нож, срезающий тонкую шкурку персика, самые светло-голубые глаза на свете, разорванное мини-платье, развевающиеся волосы Саскьи, рыдающий Мэтью, железные балки потолка, летящие прямо на меня, девушка в тунике перед зеркалом…

Боль перемещается ко лбу, собирается в яркую точку между глазами.

Я вижу маму… папу… дом.

Боль нарастает, я едва балансирую на грани сознания. И когда мне кажется, что я сейчас умру, когда уже начинаю молить о смерти, избавляющей от страданий, боль медленно отступает. Цвета, чувства, боль – всё изливается сквозь мой лоб в тёплые ладони Баббы.