Фамильная честь Вустеров - [11]

     При других обстоятельствах...  Если что и невозможно было изменить, так это  обстоятельства,  поэтому  никакого  бравурного  пения  с  моих  уст  не срывалось.

     – Да, такого я и представить себе не мог, – повторил я.

     – Прошу прощения, сэр?

     Я нахмурился. Дживс решил дипломатничать, но  время  для  своих  штучек выбрал на редкость неудачное.

     – Перестаньте  притворяться,  Дживс,  –  сухо сказал  я,  – вам  все отлично известно. Во  время  моего  разговора с теткой вы  были  в  соседней комнате, а ее реплики вполне можно было услышать на Пикадилли. Дживс оставил свои дипломатические уловки.

     – Да, сэр, должен признать, суть беседы от меня не ускользнула.

     – Давно бы так. Вы согласны, что положение аховое?

     – Не  исключаю, сэр, что  обстоятельства, в которые вы попадете, могут оказаться весьма и весьма щекотливыми.

     Меня одолевали мрачные предчувствия.

     – Если бы начать жизнь заново, Дживс, я предпочел бы  родиться сиротой и не иметь ни одной тетки. Это  турки сажают  своих теток  в мешки и топят в Босфоре?

     – Насколько я помню, сэр, топят они не теток, а одалисок.

     – Странно,  почему теток не топят? Сколько  от них  зла во всем  мире! Каждый раз, как ни в чем не повинный страдалец попадает в безжалостные когти Судьбы, виновата в этом, если копнуть поглубже, его родная тетка, это говорю вам я, Дживс, можете кому угодно повторить, ссылаясь на меня.

     – Над этим стоит задуматься, сэр.

     – Не  пытайтесь убеждать меня, что есть тетки  плохие, а есть хорошие. Все они, если приглядеться, одинаковы. Ведьминское  нутро  рано  или  поздно проявится.  Возьмите  нашу  тетушку   Далию,   Дживс.  Я  всегда  считал  ее воплощением порядочности и благородства, и чего она требует  от меня сейчас? Обществу  известен  Вустер,  срывающий  с полицейских каски.  Потом  Вустера обвинили в том,  что  он  ворует сумочки. Но этого  мало,  тетке  захотелось познакомить мир с Вустером, который приезжает погостить в дом мирового судьи и в благодарность за его  хлеб-соль  крадет у него серебряную корову.  Какая гадость! – праведно негодовал я.

     – Очень неприятное положение, сэр.

     – А интересно, Дживс, как примет меня старикашка Бассет?

     – Будет любопытно наблюдать за его поведением, сэр.

     – Не  выгонит же он  меня, как  вы думаете? Ведь  я как-никак  получил приглашение от мисс Бассет.

     – Конечно, не выгонит, сэр.

     – Однако  вполне возможно, что  он глянет  на меня поверх  пенсне и  с презрением хмыкнет. Не слишком вдохновляющая перспектива.

     – Да уж, сэр.

     – Я  что  хочу сказать? Ведь и без этой коровы я попал бы в достаточно затруднительные обстоятельства.

     – Вы правы, сэр. Осмелюсь  поинтересоваться,  в  ваши намерения входит выполнить пожелание миссис Траверс?

     Когда ведешь автомобиль  со скоростью пятьдесят  миль в час,  ты  лишен возможности в отчаянии воздеть руки к небу – а только так я мог бы выразить обуревавшие меня чувства.

     – Никак не могу решить, Дживс. Совсем измучился. Помните того деятеля, которого вы  несколько раз цитировали? Ну, он еще  чего-то там жаждал, потом про трусость – одним словом, из кошачьей пословицы.

     – Вы имеете  в виду Макбета,  сэр, героя одноименной  драмы  покойного Уильяма Шекспира. О нем сказано: "В желаниях ты смел, а как дошло до дела – слаб.  Но  совместимо  ль  жаждать  высшей  власти  и  собственную  трусость сознавать? И хочется, и колется, как кошка в пословице".

     – Вот-вот,  это  про  меня.  Я  сомневаюсь,  колеблюсь,  –  Дживс,  я правильно произнес это слово?

     – Безупречно правильно, сэр.

     – Когда я начинаю думать, что  меня отлучат от кухни Анатоля, я говорю себе: была не была, рискну. Потом  вспоминаю, что в "Тотли-Тауэре" мое имя и без того смешали  с  грязью, что старый хрыч  Бассет  считает меня последним проходимцем, отпетым жуликом, который тащит  все,  что  под руку попадается, если оно только не приколочено гвоздями...

     – Прошу прощения, сэр?

     – Разве я вам не рассказывал? Мы с ним вчера  снова  столкнулись, да еще  похлеще,   чем  в  прошлый   раз.  Он  меня  теперь  считает  настоящим уголовником, врагом общества номер один, ну, в крайнем случае, номер два.

     Я кратко  пересказал Дживсу вчерашнее происшествие, вообразите смятение моих чувств, когда  я  увидел, что он усмотрел  в  нем нечто юмористическое. Дживс  редко  улыбается,  но  сейчас  его  губы  начала  кривить несомненная усмешка.

     – Забавное недоразумение, сэр.

     – Вы  сказали "забавное", Дживс? 

Он понял, что его веселье неуместно, мгновенно стер усмешку и вернул на лицо выражение строгое и почтительное.

     – Прошу прощения, сэр. Мне следовало сказать "досадное".

     – Вот именно.

     – Понимаю, каким испытанием оказалась для вас встреча с сэром Уоткином в подобных обстоятельствах.

     – Да уж, а если  он  застукает  меня,  когда я буду красть его корову, испытание окажется еще более жестоким.  Эта  картина все время стоит у  меня перед глазами.

     – Очень хорошо  понимаю,  вас, сэр.  "Так  малодушничает наша мысль  и вянет,  как  цветок,  решимость  наша  в  бесплодье умственного тупика.  Так погибают  замыслы   с   размахом,   вначале   обещавшие   успех,  от  промедленья долгого".