Фальшивые друзья - [14]
— Что же, все выглядят в этой форме как Попевье?
— Заткнись ты со своим Попевье, а то получишь!
— Настоящая форма совсем другая, — забубнил Клаус. — Я смотрел вчера одну телепередачу. В ней показывали пеструю форму, с пуговицами, а головной убор был украшен пером. Да и брюки были куда симпатичнее.
— Ты заткнешься наконец? И что вам вообще надо? А ну-ка исчезните!
— Как это — исчезните? Здесь наш дом! — заявила Карин. — Ты пришел к своей любовнице?
Ух, черт! Эти коротышки мне порядком надоели.
— Я действительно пришел к своей девушке. А теперь исчезните, и как можно скорее!
Сделав угрожающую гримасу, я двинулся на них. Коротышки поспешно отступили, но, судя по всему, не испугались.
— Попробуй только тронь! — заявила Карин.
— Дрожащие ножонки, паршивые брючонки… — пропел вдруг Клаус.
— Эх вы, дурачки! Ничего другого придумать не можете? — Настроение у меня совсем испортилось.
— Влюбленные глазенки, паршивые брючонки! — в два голоса пропели Клаус и Карин и убежали.
Что делать? Ждать или уйти? Какая-то чушь получается. Вся моя задумка лопнула. И соседские детишки здесь ни при чем. Они правы. С каптенармусом у нас уже было несколько стычек из-за моей формы. Он утверждал, что брюки мне в самый раз. Я же, наоборот, доказывал, что мне выдали какой-то кусок плащ-палатки. Немного успокоился, правда, когда унтер-офицер заверил меня, что после двух-трех стирок в горячей воде проблема решится сама собою. С тех пор я простирал брюки минимум тридцать раз, но ожидаемого эффекта не добился. Более того, после каждой стирки они, как мне казалось, становились все просторнее.
Правда, такое развитие событий меня не обескураживало. Но так было до тех пор, пока я не приехал в Вупперталь. В казарме мы все были, как говорится, на одно лицо. Однако теперь, после сцены с коротышками, моей уверенности поубавилось.
Чем, собственно, я гордился? Прочным оливково-зеленым сукном, черными сапогами, которые кто-то носил до меня, поясным ремнем с отделанной под бронзу бляхой и каким-то сооружением на талоне, которое мы высокопарно именовали «лодочкой»? Вот и все. 19-летнего студента вырядили как какого-то болвана, и он стал рядовым саперного трубопроводного батальона со штаб-квартирой в Вуппертале. Я встал, поднял свой замызганный вещевой мешок. Решение созрело: явлюсь к Петре вечером, как договорились, напялив свои старенькие джинсы.
«Белград. На пост президента Югославии 15 мая вступает Лазар Колишевский, являвшийся до этого вице-президентом. Новый президент в соответствии с конституцией Югославии 15 мая будет приведен к присяге на исполнение этой должности в течение одного года.
Афины. После двух безрезультатных туров голосования парламент Греции избрал президентом Караманлиса, занимавшего до этого пост премьер-министра. За Караманлиса было подано 183 голоса, на три больше, чем предусмотрено условиями избрания.
Бонн. На конгрессе, проведенном под девизом «Солдат и общество», министр обороны ФРГ Ганс Апель заявил, что правый экстремизм не оказывает влияния на рядовой состав бундесвера. Слухи об активизации неонацистских настроений среди военнослужащих распространяются людьми, которые хотели бы внести смуту в ряды бундесвера.
Брюссель…»
— Петер!
— Да.
— Сегодня вечером ты останешься дома или уйдешь?
— Мамочка, я пойду к Петре. Можно выключить радио?
— Передай ей от меня привет. Когда ты собираешься снова привести ее к нам?
— Совсем скоро, возможно, завтра. Давай поедим. К семи мне надо быть у Петры.
Мать вздохнула, присаживаясь к кухонному столу.
— «Святой Иисус, будь гостем нашим и открой, что ты принес нам в дар…» Хотя бы руки сложил, Петер, раз уж не желаешь произнести молитву!
У меня не было никакого желания возобновлять с матерью наш затянувшийся спор о божественном начале. Я намазал два куска ржаного хлеба толстым слоем маргарина, сверху положил сыр, сделал двойной бутерброд. Пожелал матери приятного аппетита, но она не ответила, помешивая ложечкой в своей чайной чашке.
Около семи отправился к Петре, рисуя себе такую картину: она открывает дверь, мы входим в ее комнату. Я достаю из кармана листок со стихотворением, которое сочинил в порыве вдохновения, даю ей, она читает. Глаза Петры загораются, сияют. Уверен, она бросится мне на грудь.
И у ее стариков хватит ума оставить нас одних. Пора бы! В самый неподходящий момент кто-то из них обычно стучится в дверь…
Последний поворот, и я оказался у порога, который ни с каким другим не спутаю. «Дрожащие ножонки, паршивые брючонки!..» Малышей, надеюсь, уже уложили. Желания встретиться с ними снова у меня, естественно, не было.
Только я подумал, что все складывается наилучшим образом, как в следующее мгновение ноги приросли к земле: под окном Петры красовался мопед Марко.
Проклятие! Значит, днем, когда я приходил, она встречалась с Марко!
Не наваждение ли это? Закрыл глаза, открыл, прищурился — все напрасно: задняя красная подсветка мопеда продолжала издевательски сигналить мне. Что ж, поделом! Поздно являетесь, сапер!
Резко повернулся кругом. Одолевали только два желания — навсегда забыть Петру и выпить тройку кружек пива в кабачке Норберта.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.