Fallout Equestria: Обыденная нежизнь - [111]
— Идём, — уводил он вниз по лестнице в глубины комплекса. — Я покажу вам, где я живу. Где я выжил.
* * *
Путь сквозь грязные и мрачные технические помещения привёл в полностью оборудованную и освещённую лабораторию. Учёный пропустил «гостей» внутрь и закрыл за собой дверь. Пока он снимал и небрежно бросал на вешалку в углу свой халат, Лемон разглядел его кьютимарку. На первый взгляд она походила на закруглённую сверху серую каменную плиту, но… что-то с ней было не так. Хотя бы то, что по ноге она тянулась слишком далеко вниз.
— Гляди! — учёный прервал мысли Лемона и кивнул в сторону разбитой камеры. — Эти глаза здесь все дохлые. Я их убил, — он провёл взглядом, — Я… всех убил. И во всём виноват я, скажете? — внезапно он с возмущённой гримасой обернулся к Лемону: — НЕТ! Я только лишь создал её! Те идиоты на военной базе… они и понятия не имели, что творили! Ха! Испытания? Да она с самого начала работала идеально! Это их испытания всё нарушили! Они разбудили его!
— Разбудили кого? — спросила Мисти. Несмотря на своё сумасбродное возмущение, доктор сейчас, похоже, думал в правильном направлении.
— Гм? — он взглянул на пони так, словно впервые увидел, и с опаской уставился на паука, сидевшего на её голове: — Это его глаза? Он смотрит через тебя?
Со взглядом параноика доктор стал нащупывать отвёртку на столе. Мисти невольно отшагнула.
— Нет, стой! — крикнула она. — Он не может смотреть через меня! Или Попку! Мы обе — из плоти и крови! В нас нет деталей от роботов! Он ведь не может взламывать пауков или пони, правда?
Учёный убрал копыто с рабочего стола:
— А, нет. Не пауков. И не пони. Подключение к органике должно быть вне его рабочих параметров, — гуль вновь посмотрел на Мисти: — А ты и правда пони? Живая…
— Да. Я из Стойла… э-э, то есть, из комплекса Стойл-Тек, — уточнила та, полагая, что учёному будет более знакомо название довоенной компании, чем обиходное имя её детищ.
— О-о. Надо же, — на лице доктора читалось неверие. — Они действительно сработали? Невероятно. Это значит, я не последний. Ну, не совсем. Я и не думал, что буду совсем — всё-таки, есть ведь и другие города. Больше пони. Я рад… вроде как. Жаль было бы, если бы остался только я… я и мёртвые, да. Мёртвые… все мёртвые. Все до единого…
Доктор снова принялся бормотать, похоже, полностью забыв о пони перед ним. Мисти с молчаливой просьбой поглядела на Лемона, и тот выступил вперёд:
— Так кто вы такой?
Старый гуль поднял голову:
— Гмм? Я? О, я — последний. Единица в остатке. Ходячее плохое воспоминание о всех, кто погиб. Живое надгробие этому городу. Зовите меня доктор Камен Недгробб.
Лемон закатил глаза и повернулся к Мисти:
— Это я и имел в виду о именах гулей, — пробормотал он, стараясь, чтобы доктор не услышал. — Никто в здравом уме не станет называть своего жеребёнка Гнилхуфом, Мёртвым Глазом или этим Недгроббом. Любят драмы нагнать идиоты.
Мисти ухмыльнулась:
— Не знаю, считается ли это, если они рьяно утверждают, что живы, — и взглянула на сумасшедшего доктора: — Полагаю, мы нашли доктора Камензам Оука. Ну, или то, что от него осталось.
— Камензам Оук? — отрезал доктор, развернувшись. — Нет никакого Камензам Оука! Он был убийцей! Я переродился из пламени феникса! Живой Недгробб! — он ткнул в надгробие, красовавшееся на его крупе. — Видите?
Мисти поглядела на его кьютимарку:
— …это что — маркером дорисовано?
— Похоже, — ответил Лемон. При ближайшем рассмотрении метка доктора Камензама оказалась изначально изображением каменной арки. Если хорошо приглядеться, то можно было различить и одноимённый камень-замок посередине. А вот всё, что ниже него, было действительно дорисовано и закрашено маркером.
Пока Мисти с Лемоном решали, было ли это самым абсурдным, что они когда-либо видели, доктор Недгробб встал в позу триумфа, который слегка нарушали синие точки на его лбу.
— Пэ-э-эт.
— Умственные способности субъекта деградировали до бесполезного уровня, — выдал ПТНИЦО-1. — Предлагается незамедлительное устранение.
— Может, оно и так, — ответил Лемон, — но у него по-прежнему есть необходимая нам информация, — и строго взглянул на робота: — Или ты предпочтёшь контакт с системой, чтобы достать сведения из неё? — маска робота вспыхнула ослепительно белым. — Вот и я так не думаю.
Всё время державшийся позади Блинкер подошёл ближе. В комплексе ему было неуютно, и он явно хотел ускорить дело.
— Хатытэ, шьтоб он вам шьто-та сказал, так спрасытэ ужэ, ну!
— Я как раз подводил к этому! — оправдался Лемон. — Только…
— Ага, всё пра ымя трындэлы, да пра сракамэтку, — нервно озирался пёс. — Спрасы давай, — кивнул он на доктора.
— Так! Ладно, — Лемон обратился к учёному: — Э-э… мы нашли схему вашей, то есть, ракеты доктора Камензама, и нам стало интересно…
Недгробб, рассеянно игравшийся со старыми треснутыми мензурками, повернул голову:
— Гм? Что? Я занятой пони. Говори, жеребёнок, не тяни!
— Что было в двигательном мегазаклинании той ракеты?
Учёный возмущённо уставился на Лемона:
— Это коммерческая тайна! Я не могу…
Но тот прервал его:
— Тогда считайте это официальным расследованием Министерства Морали. Разрушение этого города нанесло серьёзный удар по моральному духу страны, и мы хотим узнать,
Как стать гением и создавать шедевры? Легко, если встретить двух муз, поцелуй которых дарует талант и жажду творить. Именно это и произошло с главной героиней Лизой, приехавшей в Берлин спасаться от осенней хандры и жизненных неурядиц. Едва обретя себя и любимое дело, она попадается в ловушку легких денег, попытка выбраться из которой чуть не стоит ей жизни. Но когда твои друзья – волшебники, у зла нет ни малейшего шанса на победу. Книга содержит нецензурную брань.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Абстрактно-сюрреалистическая поэзия. Поиск и отражение образов. Голые эмоции. Содержит нецензурную брань.
Как много мы забываем в череде дней, все эмоции просто затираются и становятся тусклыми. Великое искусство — помнить всё самое лучшее в своей жизни и отпускать печальное. Именно о моих воспоминаниях этот сборник. Лично я могу восстановить по нему линию жизни. Предлагаю Вам окунуться в мой мир ненадолго и взглянуть по сторонам моими глазами.