Fallout Equestria: Обыденная нежизнь - [110]
ПТНИЦО-1, по-видимому, был с ним согласен.
— Предположение о повреждении дождём отвергнуто, — выдал он, водя лучами по нишам. — У тебя есть другое предположение?
Лемон пытливо взглянул на панели:
— Нет, сейчас нету. Хотя их ведь делали те же пони, что додумались и до двигателей на мегазаклинании. Я даже и не знаю, хотеть ли себе такой склад ума, чтобы понять, в чём тут дело.
— Это недоработка незначительная! — раздался пронзительный вопль из-за дверей. — В следующей версии она будет исправлена! — в голосе ощущалась некая усталость, словно это пришлось уже в миллионный раз повторять на постоянные жалобы. — Расчётный срок службы данных устройств на десятилетия не растягивался!
Двери с грохотом распахнулись, а за ними оказался гуль-земнопони с диким взглядом в рваном лабораторным халате. При всём многообразии гулей, этот, вероятно, составлял отдельную категорию, не столько разложившись, сколько растрепавшись. Из-за своей бледной морщинистой кожи с беспорядочными лоскутами обесцвеченной шёрстки он выглядел так, словно ему действительно двести лет, и он до сих пор почему-то жив и не прекратил стареть. Или хранился в формальдегиде.
— По правде говоря, это было довольно изобретательное техническое решение, — продолжил гуль в халате, едва ли осознавая присутствие других пони. — После каждого применения агрегат автоматически заливается и содержится в мыльном растворе до следующего использования! А когда люк снова открывается, грязная вода удаляется сама!
Лемон Фриск вдруг заметил несколько синих точек на лице вышедшего гуля.
А услышав рядом разгон двигателя, закатил глаза:
— Пэ-эт.
— Только ноги, — робот не сводил прицела со лба гуля в халате.
— Тогда ты не туда целишься. Армию его роботов где-нибудь видишь?
— В данный момент — нет.
— Вот и не делай ничего, пожалуйста.
ПТНИЦО-1 некоторое время молчал, светя ярко-фиолетовыми «глазами» и не сводя прицела с учёного, который разглядывал робота так, словно силился что-то вспомнить. После нескольких секунд напряжённого молчания робот ответил:
— Ладно.
Глаза учёного широко распахнулись:
— А, ты же «проект эквоид»! Этот… тактический… как его там!.. Не ожидал, что ты сможешь функционировать до сих пор!
— Мою систему самообслуживания разрабатывал не ты, — бросил в ответ робот.
— Верно, верно, — ответил постаревший гуль. — Это всё доктор Лучиано, — в его голосе отчётливо звучало презрение. — Традиционалист.
— А вы кто? — спросила Мисти.
Гуль-учёный окинул остекленевшим взглядом Мисти с Лемоном и моргнул от удивления:
— О. Пони? — он словно нарочно проигнорировал Мисти и уставился на Лемона: — А, нет. Это те недоумершие твари. Да. Да, точно. Не могут быть пони. Они все умерли.
Он с сумасшедшей улыбкой устремил взгляд на руины города позади группы:
— Ну, все, кроме меня. Я один выжил.
— Как тэбэ и гаварыл, — шепнул Бликер Мисти. — Сбрэндыл.
— Однако входите! Входите все! — сумасшедший доктор шагнул в двери. — Только будьте осторожны. Он постоянно следит. Не люблю, когда он следит — он хочет от меня избавиться. Роботам я не нравлюсь. Стены меняются, — он кивнул. — И камеры. Не попадайтесь на камеры. На те, что с красными огоньками. Остальные сдохли.
Он остановился.
— Остальные сдохли. Все сдохли, — доктор взглянул на Лемона с лицом, перекошенном одновременными улыбкой и отчаянием. — Как ты! Все сдохли! Один я остался жив. Да. Всё ещё жив, старый добрый я. Он до меня не доберётся.
Кивая и бубня себе что-то под нос, он повёл отряд внутрь.
* * *
Внутри освещения не было совсем, но тот гуль, видимо, этого попросту не замечал. Как и Петал Лак, он, вероятно, уже так долго ходил по этим коридорам, что перестал замечать разницу. Единственным источником света был красный огонёк в конце коридора. Лемон включил подсветку своего пипбака, но доктор сразу же указал ему погасить её.
— Нельзя светить! Не здесь! — он указал на красный огонёк. — Он смотрит!
Лемон послушно выключил свет, и сумасшедший учёный провёл их в дыру в стене, где недоставало панели.
— Здесь мы в безопасности. Здесь глаз нет. Он не видит. Хе-хе.
Мисти зажгла подсветку пипбака как раз тогда, когда учёный указывал на странные поршни с укреплёнными на концах панелями, которые образовывали стены коридора:
— Его копыта здесь повсюду, но глаз его здесь нет, видите?
— А кто этот «он», про которого ты говоришь? — спросил Лемон Фриск.
Удивительно, но ответил не учёный, а ПТНИЦО-1:
— СолОС. Искусственный интеллект главного управления корпорации Солярис. Я фиксирую его пробные запросы по каналам данных. И блокирую их все, — его маска стала упрямого фиолетового оттенка. — Он меня не подчинит. Мой разум принадлежит мне.
— Хорошо, хорошо! — сказал сумасшедший гуль, уводя всех через сплетение агрегатов на поршнях к металлической служебной лестнице. — Не позволь ему подчинить твои глаза. Нельзя, чтобы он видел, — учёный бросил взгляд на панели: — Он будет давить нас своими копытами до потери пульса. Да, пульса, — сказал он и приложил копыто к груди. Ожидаемого биения он не ощутил, его лицо на миг исказила паника, но он быстро опустил ногу и продолжил идти, словно ничего не произошло.
Как стать гением и создавать шедевры? Легко, если встретить двух муз, поцелуй которых дарует талант и жажду творить. Именно это и произошло с главной героиней Лизой, приехавшей в Берлин спасаться от осенней хандры и жизненных неурядиц. Едва обретя себя и любимое дело, она попадается в ловушку легких денег, попытка выбраться из которой чуть не стоит ей жизни. Но когда твои друзья – волшебники, у зла нет ни малейшего шанса на победу. Книга содержит нецензурную брань.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Абстрактно-сюрреалистическая поэзия. Поиск и отражение образов. Голые эмоции. Содержит нецензурную брань.
Как много мы забываем в череде дней, все эмоции просто затираются и становятся тусклыми. Великое искусство — помнить всё самое лучшее в своей жизни и отпускать печальное. Именно о моих воспоминаниях этот сборник. Лично я могу восстановить по нему линию жизни. Предлагаю Вам окунуться в мой мир ненадолго и взглянуть по сторонам моими глазами.