Факундо - [117]

Шрифт
Интервал

, тигра. Именно так сформулировал свою ситуацию и задачу сам Сармьенто в первых очер­ках, опубликованных в Чили.

Зерно «Факундо» было посеяно в самой первой его работе, напеча­танной в чилийской газете «Меркурио». Публицистическая статья-очерк называлась «12 февраля 1817 года» и подписана была следующим обра­зом:  «Лейтенант артиллерии, участник сражения при Чакабуко».

В 1817 г., когда при этом чилийском местечке освободительная аргентин­ская армия под командованием Сан-Мартина разгромила испанские войска, Сармьенто был ребенком, но в том сражении участвовал его отец. Восприняв наследие Майской революции, он смело принимает на себя отцовский военный ранг. Подвиги аргентинских офицеров и солдат-гаучо, сломивших испанский деспотизм, противопоставлены покорному подчинению народа новому деспотизму, сковавшему страну и уничто­жающему наследие Майской революции,— диктатуре Росаса. Росас не персонифицирован, это скорее символическое обозначение исторического зла, корни которого неясны. Вскоре Сармьенто печатает публицистиче­скую статью «Эмигрант», где, исповедуясь в трудностях душевной жизни изгнанника, снова обозначает диктатора как пока не совсем явную цель его размышлений. Росас — это хищный зверь, тигр, терзающий Арген­тину.

В чем загадка крутого поворота от солнца Мая — к ночи диктатуры? В чем загадка силы Росаса, перед которым покорно смирились арген­тинцы? Именно так через пять лет будет поставлен этот вопрос в «Факундо»: террористическая система Росаса, варварство, заполонившее страну,— это таинственный Ла-Платский Сфинкс, или, как он пишет прямым языком интеллигента-плебея, «полутигр-полубаба». Как извест­но, Сфинкс пожирал тех, кто не мог разгадать его загадки: это ждет Аргентину и того, кто не найдет ответа на вопросы, поставленные ее историей.

Итак, цель — современная история аргентинской нации, народа. Жанр? — Жанр родится как воплощение, как самореализация мыслящей личности...

Проекты «поколения Мая», стоявшие на, казалось, столь прочной основе идей Просвещения, рухнули в кровавую смуту. Абстрактный ме­ханистический рационализм не удовлетворяет ни «поколение 1837 года», ни тем более самого Сармьенто. От Просвещения он наследует твердую веру в прогрессивную направленность исторического процесса, но путь в будущее уже не представляется гладко накатанной дорогой. Образ исто­рии как бушующего океана не случаен в «Факундо»: нации бьются в кон­вульсиях, каждая в полной мере познает на себе воздействие враждеб­ных сил истории. Историческое зло неизбежно, но оно само по себе про­виденциально, ибо готовит дорогу добру, прогрессу, победа которого точно так же провиденциальна. Однако прогресс не победит сам собой —за него надо бороться, а чтобы бороться, необходимо разгадать загадку Сфинкса. Таков круг основных идей Сармьенто, лежащих в осно­ве исторической концепции «Факундо», строящейся как разгадка загад­ки Сфинкса истории, как поиски того слова, которое обозначит, назовет зло, вскроет его природу.

Романтики, Эчеверриа взяли из романтизма необходимую фундамен­тальную идею: нации имеют свою «душу», свою историческую индиви­дуальность. Сармьенто, разгадывая тайну Сфинкса, делает следующий решительный логический шаг. Он задает вопрос: в чем сущность «спо­соба существования нации», из чего и как складывается ее индивидуаль­ность, каков ее состав, что ее формирует и что ее воплощает? Раздумы­вая над этими вопросами, он с неизбежностью приходит к мысли, что национальная индивидуальность воплощается в самом типе националь­ного человека. Несмотря на очевидную простоту, это был выдающийся шаг.

Эчеверриа в поэме «Пленница» воссоздал индивидуальность природы Аргентины — образ пампы, но в ней он не увидел человека; Альберди в своих первых опытах — «Описательные заметки о Тукумане» (1834) — изучал обычаи в связи с природой, средой, но то были лишь робкие наметки; Хуан Мариа Гутьеррес был одним из первых, кто в романтически-колористическом ключе обратился к фигуре гаучо, странст­вующего в пампе на своем коне, но его гаучо декоративен, он — не на­стоящий. Сармьенто первым и целенаправленно поставит вопрос о национальном типе человека, обнаружит его в гаучо, а в гаучо... «варвара».

К этому он движется, усваивая и осмысливая такие положения и ка­тегории философско-исторической мысли того времени, как воздействие среды и расово-этнического фактора на «характер» народов, на их общественную жизнь и историю (идеи Гердера, воспринятые через сочинения Кузена, Жуффруа и др.); «социальная война» (В. Кузен); «великий», «репрезентативный» человек как высшее воплощение смысла и содержания истории (идея Гегеля, воспринятая через В. Кузена); наконец, об­общающая антиномия, на которой строится все здание «Факундо»,— история как борьба взаимоисключающих сил «варварства» и «циви­лизации».

Часто утверждается, что антиномия «варварство—цивилизация» была почерпнута Сармьенто из творчества Фенимора Купера, действие рома­нов которого происходит на так называемом американском «фронтире», где идет борьба англосаксов с индейцами. Но очевидно, что Ф. Купер повлиял скорее на конкретное изображение сценария действия: пампа, опасности, «дикари»... В принципе же идею «варварского» состояния аргентинской нации сформулировал еще Э. Эчеверриа, и фигурирует она в «Социалистическом учении», где говорится об «эмбриональном периоде» формирования собственной культуры. Но у Сармьенто эта антиномия об­ретает еще более широкий размах и уходит своими корнями к культур-философской мысли Просвещения (прежде всего к Монтескье), к обшир­ному пласту французской литературы XVIII в. на темы путешествий в страны «дикарей» и «варваров» и одновременно к собственно испанской и испаноамериканской культуре колониального периода вплоть до XVI в., когда происходят открытие и конкиста Америки.


Рекомендуем почитать
Человек, который ел смерть. 1793

«Человек, который ел смерть. 1793» Борислава Пекича (1930–1992). Перевод литературоведа и журналиста Василия Соколова, его же — краткий очерк жизни и творчества сербского автора. Это рассказ из времен Великой французской революции и Террора. Мелкий служащий Дворца правосудия, в чьи обязанности входило выписывать «направление» на гильотинирование, сначала по оплошности, а потом сознательно стал съедать по одному приговору в день…


Дон Корлеоне и все-все-все. Una storia italiana

Италия — не то, чем она кажется. Её новейшая история полна неожиданных загадок. Что Джузеппе Гарибальди делал в Таганроге? Какое отношение Бенито Муссолини имеет к расписанию поездов? Почему Сильвио Берлускони похож на пылесос? Сколько комиссаров Каттани было в реальности? И зачем дон Корлеоне пытался уронить Пизанскую башню? Трагикомический детектив, который написала сама жизнь. Книга, от которой невозможно отказаться.


Еврей Петра Великого

Книги живущего в Израиле прозаика Давида Маркиша известны по всему миру. В центре предлагаемого читателю исторического романа, впервые изданного в России, — евреи из ближайшего окружения Петра Первого…


Победители сильных

В сборник «Победители сильных» вошли две исторические повести Л. Ф. Воронковой: «След огненной жизни» и «Мессенские войны», и одна — П. В. Соловьевой: «Победители сильных». «След огненной жизни» — повесть о возникновении могущественной Персидской державы, о судьбе ее основателя, царя Кира. «Победители сильных» — история о том, как могущество персов было уничтожено греками. В повести «Мессенские войны» рассказывается о войнах между греческими племенами, о том, как маленький эллинский народ боролся за свою независимость.


Страстное тысячелетие

Полифонический роман — вариация на тему Евангелий.Жизнь Иисуса глазами и голосами людей, окружавших Его, и словами Его собственного запретного дневника.На обложке: картина Matei Apostolescu «Exit 13».


Черниговского полка поручик

В центре произведения один из активных участников декабристского движения в России начала девятнадцатого века Иван Сухинов. Выходец из простой украинской семьи, он поднялся до уровня сынов народа, стремящихся к радикальному преобразованию общества социального неравенства и угнетения. Автор показывает созревание революционных взглядов Сухинова и его борьбу с царским самодержавием, которая не прекратилась с поражением декабристов, продолжалась и в далекой Сибири на каторге до последних дней героя.