Факундо - [116]
Принцип отказа от канона, традиции, проповедовавшийся Сармьенто, касалось ли это политики, литературы, языка, вызвал в Чили яростные нападки пуристов: они упрекали его в галломании, в искажении классической испанской языковой традиции и т. п. На эти упреки в 1843 г. он отвечал: «Смените ваши учебники и вместо того, чтобы заботиться о форме, о чистоте слога, о словах, об округлости фраз, о том, что сказали бы Сервантес или Луис де Леон, приобретайте идеи, откуда бы они ни исходили, напитайте ваш дух самыми высокими озарениями эпохи и, когда вы почувствуете, что ваша мысль просыпается, бросьте изучающий взгляд на свою родину, на свой народ, его обычаи и заведения, на современные нужды и принимайтесь писать с любовью и сердцем о том, что вам доступно, о чем угодно. И итог будет хорошим, хотя и не совершенным, страстным, хотя Гарсиласо и придет в ярость. Это будет ни на что не похожим, дурным или хорошим, но вашим, и никто не оспорит написанного вами. Вот тогда-то и родятся собственная проза, поэзия: будут недостатки, но будет и красота»[475].
Несовершенный итог, ни на что не похожий текст, но, безусловно, собственное сочинение, обладающее и недостатками, и красотой, рождение поэзии... Это словно сказано Сармьенто о «Факундо», хотя такой книги еще не существует. Как необычен и причудлив для того времени языковой «ландшафт» «Факундо»! От чисто кастильской лексики и фразеологии, хорошо сохранившейся в провинциях Америки и впитанной Сармьенто вместе с молоком матери, от индеанизмов, диалектизмов и вульгаризмов — до античной риторики, языка энциклопедистов и новейшей французской социологической терминологии! Ландшафт, в котором соединяются, кажется, несоединимые элементы, а в итоге образуется мощный, поразительный по органичности речевой поток...
Приведенное выше высказывание Сармьенто — это выдержка из его полемического выступления по вопросам развития испанского языка в Испанской Америке. Сначала главным оппонентом Сармьенто был не кто иной, как сам Андрес Бельо, выдающийся венесуэлец, в юности учитель Симона Боливара, поэт, энциклопедист классического склада, сторонник «золотой середины», выросший во времена классицизма. Но Бельо сразу же оставил полемику, передав инициативу своим ученикам. Не потому ли, что аргументы Сармьенто были неопровержимы в главном и, в сущности, были близки самому Бельо, который первым призвал, еще во времена Войны за независимость, вслед за политической свободой добиваться независимости духовной — в культуре, в литературе? Ведь основная идея и Сармьенто состояла в том, что творец языка — это народ-суверен, которым движут исторически неотложные общественные задачи. Испанские традиции, языковые нормы, формы мышления устарели, не отвечают новым потребностям, потому необходимо черпать идеи в иных культурах, а значит, неизбежны и языковые изменения.
Снова то же, что и с поэзией: как подлинная поэзия рождается не из самой поэзии, так и язык рождается не сам из себя, а из исторической практики, растет от корня бытия, от завязи общественной жизни. Историческая потребность сливает в органическое единство то, что кажется несоединимым...
Кто же составил основу знаний Сармьенто? В «Факундо», проводя рубеж между поколениями мыслителей, борцов, отдавших свою мысль и кровь делу становления новой Аргентины, он прочерчивает границу и между эпохами духовными. Граница эта проходит между комплексом знаний эпохи Просвещения (Руссо, Вольтер, Монтескье, Мабли, Репналь, Бенжамен Констан, Сей, Адам Смит...), что вдохновляли великие революции конца XVIII в., на исходе которых загорелось пламя освободительной войны в Испанской Америке, и той суммой идей, что с разрывом в несколько лет Сармьенто и его соратники получали из Европы в конце 30-х годов. Сармьенто называет исторических и политических писателей — Токвиля, Сисмонди, Тьера, Мишле, Гизо, из произведений которых, пишет он, «мы узнаем кое-что о расах, о характере развития, о национальных обычаях...». Но, естественно, перед ними еще вся та сумма идей, что составляла основу «Социалистического учения», т. е. уже упоминавшиеся утописты-социалисты, Кузен и его эклектическая философия, а раньше — романтики, особенно они: в естественных науках — Гумбольдт, в философии истории — Гердер, среди писателей — Вольней, Шатобриан, Гюго, Ламартин... Всех их он цитирует или приводит в эпиграфах в «Факундо». Можно привести (и впоследствии они будут названы) и иные имена. Здесь нам важно показать общую панораму культуры, из которой Сармьенто выбирает то, что ему нужно, настойчиво разыскивая помощь у всех, кто думал об истории, чтобы самому ответить на вопросы, которые задала ему история его страны. Поиски жанра, в котором бы реализовалась его личность, как и поиски идей и языка, сливаются в поиске способа реализации личности борца, перед которым стоит неотложная жизненно важная и смертельно опасная задача. Или ответ будет найден, или гибель... в когтях
«Посиделки на Дмитровке» — сборник секции очерка и публицистики МСЛ. У каждого автора свои творческий почерк, тема, жанр. Здесь и короткие рассказы, и стихи, и записки путешественников в далекие страны, воспоминания о встречах со знаменитыми людьми. Читатель познакомится с именами людей известных, но о которых мало написано. На 1-й стр. обложки: Изразец печной. Великий Устюг. Глина, цветные эмали, глазурь. Конец XVIII в.
В основе данной книги лежат воспоминания подполковника запаса, который в 1967—1969 годах принимал непосредственное участие в становлении уникальной в/ч 46180 — единственной военно-морской части на космодроме Байконур. Описанный период это начальная фаза становления советского ракетного щита, увиденная глазами молодого старшины — вчерашнего мальчишки, грезившего о космосе с самого детства.
В начале 20-го века Мария Эйзлер и Григорий Плоткин связали себя брачными узами. В начале 21-го века их сын Александр Плоткин посмотрел на историю своей семьи ясным и любящим взглядом. В результате появилась эта книга.
Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии республики Серо Ханзадян в романе «Царица Армянская» повествует о древней Хайасе — Армении второго тысячелетия до н. э., об усилиях армянских правителей объединить разрозненные княжества в единое централизованное государство.
В книгу входят исторические повести, посвященные героическим страницам отечественной истории начиная от подвигов князя Святослава и его верных дружинников до кануна Куликовской битвы.
В Екатеринбургской крепости перемены — обербергамта больше нет, вместо него создано главное заводов правление. Командир уральских и сибирских горных заводов Василий Никитич Татищев постепенно оттесняет немецкую администрацию от руководства. В то же время недовольные гнётом крепостные бегут на волю и объединяются вокруг атамана Макара Юлы. Главный герой повести — арифметический ученик Егор Сунгуров поневоле оказывается в центре событий.