Танечкина справедливость иногда бывала жестокой. Но на то она и справедливость. Проводив взглядом наставника и защитника, она ударом ноги заклинила засов на двери. Начавшие было движение в её сторону, людоеды снова остановились и стали оглядываться на свою Голову.
— Итак, как говорят у нас в Припяти, горе есть — ума не надо? — даже не пыталась скрыть сарказм Танюша.
— Скоро твой Тишь не так запоет. А не захочет на нас работать — посадим к доктору и посмотрим, кто кого первым съест! — закончив на веселой ноте, Голова, словно дирижерской палочкой, крутанула над головой оставшейся вязальной спицей, направляя проголодавшихся чейсеров на верную смерть.
«Они так ничего и не поняли, — расстроилась Танька.
Ты их перевоспитывать пришла? — удивилось Второе Я.
Надеяться же можно? Или только конфетки жрать?!
Ты крыска, — обсасывая леденец на палочке, заметило Альтер Эго.
Сама такая! Не может быть, чтобы в человеке всё ну совсем плохо было…
Хочешь попробовать жизнь на вкус? — чуть не поперхнулась половинка.
Чего? Да ты! Совсем, что ли?! Я говорю не о мясе! Блин, и одну тебя к психиатру не отправишь, ведь…
Вот, вот! А от нас двоих он сам мозгами двинется! — поддержала себя веселая сладкоежка.»
На улице раздались и внезапно смолкли крики. Напряженно вслушиваться в тишину, ловить каждый шорох и ожидать продолжения Танечка чейсерам не дала.
— Вы еще будете ерепениться? — доставая из ножен свой кукри, Синеглазый Иблис стала не по-детски серьезной и печальной. Те, кто не уловил сути происходящего, решили броситься на малышку скопом, рассудив, что отбивную на косточке можно готовить и из живого организма.
Первые нападающие лишились рук с такой скоростью, что наблюдавшие картину вдруг отрубленных верхних конечностей так и не поняли, как через мгновение девочка оказалась позади их Головы. Приставив Бритву Оккама к горлу вязальщицы, Танюша оповестила окружающих:
— Как говорят у нас в Припяти, рыба гниет с головы. В основном, с правой, — с этими словами она одним махом лишила администратора дара речи, просто перерезав ей голосовые связки, при этом слегка царапнув изогнутым клинком шейные позвонки.
— Доктора нашего, надеюсь, не обижали? — вытирая лезвие о плечо бесполезно дергающейся жертвы, поинтересовалось детское любопытство.
Остолбеневшие, но так и не лишившиеся здравого смысла, людоеды предпочли отвечать жестами и кивками. Неведомая им сила сама притарабанила дока к Таньке. Вполне приветливый и даже ничуть не расстроенный, врачеватель растерянно посмотрел на залитую кровью атаманшу, перевел взгляд на постепенно затихающих на полу безруких существ и улыбнулся:
— Пир будет! — сказал тихо, ни к кому конкретно не обращаясь.
«Это он чего? — не поняла Танька.
Это он всё, — поставило диагноз Второе Я.
И лечить поздно? — уточнила наивно.
Он здоров, — перекатилась за щечкой карамелька.
А раньше сказать? Мы чего сюда перлись?
А ты спрашивала? Вот кто тебе мешает просматривать будущее? — не осталось в долгу Альтер Эго.
Он от человечины так поплохел?
Он теперь без неё не сможет.
Ну, на том и порешим. Как говорят у нас в Припяти, сделал дело — засыпь ямку.»
И порешила добрая девочка всех, кроме дока. Ей очень хотелось поискать хорошее в человеке, но вспарывать животы у всех подряд Танюша посчитала утомительным, поэтому быстро и чисто отрезала головы присутствующим. Нехорошо оставлять свидетелей, тут с Танькой стоит согласиться.
— И как тебе не страшно было оставаться с ними? — в темноте у ехавшего верхом Тиша голос звучал немного глуховато.
— Как говорят у вас в Припяти, глаза боятся — да руки не отрежешь, — Танька поправила поводья, чтобы не мешали Лютому.
— А что ты там вообще делала? Или мне нельзя спрашивать?
— Хотела поискать прекрасное в людях, — сказала почти правду. Ночью собаки вели себя совсем иначе, чем при солнечном свете: шли крадучись, очень мягко и плавно. От такой поступи сильно клонило в сон, но для ночлега решили все же отъехать подальше. — А ты как тут управился?
— А никак. Пока вышли, пока глаза адаптировались, твой… котик сам всё сделал. Десяток трупов! Почти мгновенно! И чего он со Зверем тянул тогда?
— Лютый маленький еще, — нежно погладила дремлющего лохматого, — он играться любит. А удается не часто, — печально вздохнула девочка.
— Что с доком? Они его не отдадут?
— Жив, здоров. Только без мяска теперь ему нельзя. Ну да на ближайшее время я его обеспечила, — засмеялась чему-то своему Танька.
— Ясно. Как говорят у нас в Припяти, бог шельму метит, а ей похер, — по-своему рассудил чейсер.
— Ты в лагерь этот теперь не ходи. И другим передай. Пусто там, нет больше каннибалов. Аномалия голода сожрала, скажешь. Вместе с депо. Понял? — Танька так посмотрела на Тиша сквозь темноту, что он физически ощутил приказ.
— Не вопрос. Где ночевать будем? Или так в седле…
— Нетушки! Прямо здесь давай, на песочке, — останавливая Мармеладку, распорядилась девочка. — У тебя спальник есть?
— Есть, — растерялся наставник. — Только звери ночные…
— Ой, угомонись, — вылезая из седла, Танька следом стянула свой рюкзак. — Лютый на стрёме всегда, — она выудила свой трехкомнатный спальный мешок из кармашка. — Только собак расседлаем, пусть охотятся. Поняли? — обратилась к транспорту. — Рядышком деликатесы добывайте, далеко не уходите.
