Факир против мафии - [25]

Однажды он в течение двух часов делал ножом надрезы на теле привязанного к стулу молчаливого мужчины. Крови вытекло немного, да и раны были пустяковые, но через два часа молчаливый мужчина заговорил (вернее, отчаянно замычал, давая понять, что готов к разговору). После того как мужчина рассказал все, что было нужно, Егор убил его — быстро и бесшумно, одним ударом ножа, как опытный мясник убивает свинью. Так, как его научил приятель, Сергей Халимон, с которым Дашкевич часто теперь работал в паре…

Дашкевич расправился уже со второй бутылкой пива, когда лежащий на столе мобильник запиликал его любимую мелодию из фильма «Бригада».

Дашкевич небрежно сгреб «трубу» со стола и приложил ее к уху.

— Алло, Дашко, — услыхал он голос своего напарника Халимона, — ты сейчас где?

— На хате, где еще, — ответил Дашкевич.

— Поторчи там с полчасика. Я подъеду.

— Ладно, — сказал Дашкевич. — А че за канитель-то? Я могу и «в поле» выехать.

— Сиди, не менжуйся. Сказано жди, значит, жди.

Халимон дал отбой.

Дашкевич положил мобильник на стол и задумчиво на него посмотрел. Что-то тут было неладно. До сих пор он всего пару раз встречался с Халимоном в своей квартире, остальные встречи проходили в съемной хате или где-нибудь «в поле», то есть в городе: в сквере, в кафе, в машине, припаркованной в каком-нибудь тихом, укромном месте.

«Че-то Халимон темнит, — подумал Дашкевич. — С чего бы это вдруг? Из-за того лоха, что ли? — Дашкевич вспомнил окровавленную шею Штыря и поморщился. — Да нет, вряд ли. Лох был, конечно, болтливый, но ведь он унес свою болтовню в могилу. А значит, и все концы».

Подумав так, Дашкевич успокоился. Мало ли какое дело может поручить ему босс. Тут ведь такая работа — никогда не знаешь, где и зачем ты понадобишься. Сказано ждать дома, значит, надо ждать дома. И хватит менжеваться.

Дашкевич достал из холодильника третью бутылку пива и, так же, как и предыдущие две, открыл ее зубами. К тому моменту, когда бутылка опустела наполовину, кто-то позвонил в дверь.

Дашкевич поставил бутылку на стол и посмотрел в сторону прихожей. Открывать он не торопился. Халимон, конечно, парень крутой, но ведь не сахарный — подождет, не растает. Дашкевич снова поднял бутылку и, припав к ней губами, допил пиво до дна.

В дверь тем временем опять позвонили — на этот раз долго и требовательно.

Поставив пустую бутылку на пол, Дашкевич встал, взял со стола кухонный нож и спрятал его в настенный шкафчик, в котором он хранил выпивку. Только после этого он пошел открывать дверь.

Халимон злобно глянул на Дашкевича, но ничего не сказал. Только переступив порог прихожей и закрыв за собой дверь на замок, он глухо прорычал:

— Хрен ли ты не открываешь, баклан? Мне че, ночевать в твоем засранном подъезде?

Оба вопроса были риторическими, и Дашкевич не стал на них отвечать.

Они прошли на кухню. Халимон втянул носом воздух, криво усмехнулся и сказал:

— Пивасиком балуешься? Нормально. Он квасит, а другие за него перед старшаками отдуваются.

— А че отдуваться-то? — угрюмо отозвался Дашкевич. — Я бы и сам. Че там за канитель? Из-за лоха, что ли, того?

Халимон уселся на стул и весело посмотрел на Дашкевича:

— Да все нормально, братела. Забудь. Я боссу все объяснил, он на тебя не в обиде. Так что с тебя пузырь коньяковского. И чтоб звездочек было не меньше пяти.

— Уф-ф… — облегченно сказал Дашкевич, усаживаясь за стол, прямо напротив Халимона. Он только сейчас понял, насколько сильно волновался.

Халимон глянул на порозовевшие щеки приятеля и усмехнулся, на этот раз беззлобно:

— Че вздыхаешь, Дашко? Обтрухался малость, да?

— Есть малек, — кивнул Дашкевич. — Босс уже был в курсе или ты ему рассказал?

— Не, ему еще до меня кто-то инфу слил. У босса везде глаза и уши, ты же знаешь.

— Во, блин, шакалы, — в сердцах сказал Дашкевич. — На всю Москву ни одного нормального пацана, одни стукачи.

— Да ты не стремайся, — успокоил его Халимон. — Босс — мужик с понятием, перетерли как надо. Я базарил, он слушал. Потом наоборот. То, что лоха пришили, говорит, правильно. Только надо было потом от тела избавиться. Менты тоже не дауны, сразу дойдут, за что Штыря пришили.

— Ну и че? — пренебрежительно пожал плечами Дашкевич. — Хрен ли они из этого выжмут?

— Менты умеют носами землю рыть, — тихо и холодно заметил Халимон.

Дашкевич слегка напрягся, и Халимон тут же сменил тон.

— Ладно, Дашко, — с прежней веселостью сказал он, — че теперь-то базарить. Давай тащи коньяковского. Отметим.

Дашкевич еще раз облегченно вздохнул, затем встал со стула и подошел к настенному шкафчику. Раскрыл дверцы и осмотрел содержимое.

— Коньяк кончился, — сказал он, не оборачиваясь. — Есть водяра. «Русский стандарт». Начислить по полтиннику?

— Че полтинник, можно и больше. Давай уже доставай.

Дашкевич взялся за бутылку, и тут за спиной у него раздался сухой щелчок.

— Это че? — не оборачиваясь, упавшим голосом спросил Дашкевич.

— Это смерть твоя, братела, — холодно сказал у него за спиной Халимон. — Босс приказал тебя убрать. Ты уж извини.

— Как это? — сказал Дашкевич дрогнувшим голосом, чувствуя, как все у него внутри холодеет. — Ты же сказал, что перетер.