Фаэтон - [5]

— Словом, — закончил свой рассказ Ефрем, — чудеса в решете, и только.

— А сколько было желтых человечков? — спросил Маратик.

— Солдатиков? — поправила Ася.

— Верно, — согласился Ефрем. — Похоже, что солдатики. Всего, думаю, двадцать, не больше.

А Утяев, слушая, только вздыхал. Вздыхала и Людмила Петровна.

— Господи, за что нам такие испытания? — сказала она. — Куда мы попали?

Маратик между тем нашел хворостинку и принялся рисовать на песке солдатиков, выпрыгивающих из шара.

— Кому испытание, а кому развлечение, — сказал Ефрем и потребовал свой суп. — Угодили мы в какой-то незнакомый мир…

— Смотрите, смотрите! Э-э-э!.. — закричал вдруг Утяев, показывая на небо.

Над ними появился светлый, жемчужного цвета шар, похожий на луну. Он казался необыкновенно легким.

Лучи, шедшие от шара, были холодными, можно сказать, бледными.

Возбужденный Утяев продолжал говорить:

— Я читал про воздушный шар. Честное слово. Трое летели над Африкой, над самой пустыней, а за ними гнались — эти, как их? — марокканцы. Чувствуете, качает? Будто я сам на воздушном шаре… может, мы в Марокко попали?

— Чепуха, — резко оборвал Утяева Ефрем. — Не верю. Мираж это. О колдовстве бабки старые у нас говорили.

Людмила Петровна, прижимая к себе ребят, вздыхала:

— Галлюцинации… Уж я знаю… Галлюцинации…

Светящийся объект приблизился тем временем. Лучи оборвались в пространстве над головами. Показалось, что там люк. Круглая темная крышка. Впрочем, трудно было за это поручиться. В тот момент, когда все заметили этот люк, Ефрему вдруг показалось, что они перенеслись за тридевять земель от голой степи. И всем, наверно, так показалось, потому что никто не узнавал местность.

Ландшафт сделался светлее, появились темные кусты, целая роща, плававшая на горизонте, как манящий призрак реальности…

Снова толчок, и снова заложило уши. Еще один скачок в пространстве, быть может, лишь воображаемый. И перед ними возникла огромная стена, которая блестела, как стеклянная, но ничего сквозь нее не было видно.

Они подходили к стене молча, испытывая страх, но втайне каждый надеялся на спасение. Ефрем хромал сильнее обычного, что выдавало его волнение. Он говорил, что в большом городе всегда робеет.

Один Маратик ничего не боялся.

— Это Америка? — спрашивал он. — Америка?

— Тише! — обрывала его Ася.

Вдруг все как по команде остановились. Никто не мог теперь пошевелить рукой, ни переступить с ноги на ногу, словно ток пробежал по телам. И сразу вслед за этим над ними появился вертолет, похожий на дракона, с глазами, ушами и раскрытой пастью, из которой с шипеньем вылетала струя белого пара.

— Дезинфекция! — воскликнул Утяев. — Убейте меня, дезинфекция!

Пространство заволокло паром. Он был теплый и сладкий на вкус, как пастила, лишь чуть пощипывало лицо, руки. Утяев чихал и кашлял. Ефрем хотел показать приятелю жестом, что нельзя сейчас разговаривать, но, окутанные паром, они не видели друг друга.

Через несколько минут пар рассеялся. И Утяев вновь заговорил.

— Как говорится, э-э-э-э…

— Помолчи, братец, — сказал Ефрем.

Тут случилось новое чудо. Стена бесшумно раздвинулась, и пленники увидели желтых солдатиков с автоматами. Солдатики быстро расступились, и с асфальта по мостику съехала открытая платформа с поручнями, никем не управляемая. Платформа остановилась возле пленников.

— Сид даун, плиз! Зетцен зи зих, битте! Садитесь, пожалуйста!

— Битте! Битте! — послышался голос из невидимого динамика.

Получив знак от Ефрема, все стали садиться. Первым на платформу вскочил храбрый Маратик.

— Ася, посмотри, — крикнул Маратик, — у этого трамвая нет колес.

В самом деле, у платформы не было колес, она висела над землей на расстоянии двадцати, не более, сантиметров. Когда люди садились, платформа раскачивалась, как лодка на воде.

Все сели, но платформа не двинулась с места. Ефрем в недоумении стал оглядываться и увидел в траве, где он только что стоял, рюкзак Маратика. Он кивнул Утяеву, и тот, соскочив на землю, сбегал за рюкзаком.

— Удивительно, — сказал Утяев, вернувшись. — Кто управляет этой машиной?.. Как говорится, самокатка.

— Помолчи, братец, — вновь оборвал приятеля Ефрем.

По всему было видно, что они и тут имеют дело с какой-то тайной. И это беспокоило Ефрема.

Когда платформа наконец тронулась, она еще выше поднялась над землей, и тут все увидели толпу людей. Люди казались очень маленькими на фоне белого небоскреба с бесчисленными окнами.

Платформа медленно проплыла мимо стены, мимо желтых солдатиков, вновь расступившихся, и опустилась на площади.

Ефрем приказал никому не сходить.

Вдруг люди замахали желтыми флажками, будто диковинные птицы взлетели над толпой.

— Ура! — крикнул в ответ Маратик, но Ася дернула его за рукав.

К платформе подошел круглолицый безбородый человек в белом костюме и жестом пригласил гостей сойти на площадь. Он сказал на ломаном русском языке:

— Пжалуста! — И улыбнулся, обнажив свои необыкновенно ровные белые зубы.

Когда все сошли, круглолицый стал здороваться. Ладонь у него была вялая и теплая. Потом он сказал, обратившись почему-то только к Асе:

— Девочка, скажи, пжалуста, несколько слова. — И он вынул из кармана крошечный микрофон. — Сюда.