Фадеев - [54]

Трагическое положение, в котором оказался Фадеев и которого тогда не осознавал, заключалось в том, что никакой политической ошибки он не допускал… К чести Фадеева будь сказано, каясь публично, казня себя за политическую близорукость, он как художник никогда не рассматривал творчество Платонова только со знаком минус. Знаменитый рассказ «Третий сын» будет опубликован в фадеевском журнале «Красная новь». Именно Фадеев «выбьет» Платоновым хорошую квартиру. В сороковом году Фадеев будет автором положительной внутренней рецензии на сборник литературно-критических статей Елены Усиевич. В одной из статей сборника дана высокая характеристика творческих достижений Платонова, не вызвавшая никаких возражений у рецензента.

Он сделает ряд замечаний критику совсем по другому поводу.

Фадеев неизменно ставил его военные рассказы в число лучших в годы войны.

Новый удар по Платонову был нанесен после войны.

Рецензию на рассказ А. Платонова «Возвращение», опубликованную в «Литературной газете» 4 января 1947 года, написал критик Владимир Ермилов. Константин Михайлович Симонов назвал его «подручным Фадеева», он полагал, что Фадеев, будучи куратором «Литературной газеты», мог задержать или снять публикацию. На самом деле все обстояло много сложнее. У Ермилова, как и у Симонова, были другие кураторы. О том говорит хотя бы такой факт. Всего через месяц после разгрома Платонова В. Ермилов опубликовал восторженную статью о политической пьесе-памфлете К. Симонова «Русский вопрос» (написанную, кстати, за три недели), где сказано: «Пьеса «Русский вопрос» написана одним художественным дыханием, она не рассыпается на отдельные сцены, а представляет законченное целое». И еще: «Русский вопрос» — свидетельство большого идейно-художественного роста К. Симонова». Фадеев же назвал эту пьесу слабой, но это не помешало И. В. Сталину выдвинуть ее на Сталинскую премию «первой степени.

Заслуга Фадеева в том, что он помог «открыть» А. Платонова еще в те времена, когда о великих трагедиях писались бодрые сюжеты, а о вождях — торжественные марши. Вот как один из героев повести «Впрок» рассказывает о Ленине.

Некто Упоев — человек, о котором сказано в повести, что «он тратил тело для революции, и семья его вымерла, потому что свои силы и желания он направил на заботу о бедных массах», добирается до Москвы.

«В Москве он явился в Кремль и постучал рукой в какую-то дверь. Ему открыл красноармеец и спросил: «Чего надо?»

— О Ленине тоскую, — отвечал Упоев, — хочу свою политику рассказать.

Постепенно Упоева допустили к Владимиру Ильичу.

Маленький человек сидел за столом, выставив вперед большую голову, похожую на смертоносное ядро для буржуазии.

— Чего, товарищ? — спросил Ленин. — Говорите мне, как умеете, я буду вас слушать и делать другое дело — я так могу.

Упоев, увидев Ленина, заскрипел от радости зубами и, не сдержавшись, закапал слезами вниз.

— Владимир Ильич, товарищ Ленин, — обратился Упоев, стараясь быть мужественным и железным, а не оловянным. — Дозволь мне совершить коммунизм в своей местности! Ведь зажиточный гад опять хочет бушевать, а по дорогам объявились люди, которые но только что имущества, но и пачпорта не имеют! Дозволь мне опереться на пешеходные нищие массы!..

Ленин поднял свое лицо на Упоева, и здесь между двумя людьми произошло собеседование, оставшееся навсегда в классовой тайне, ибо Упоев договаривал только до этого места, а дальше плакал и стонал от тоски по скончавшемуся.

— Поезжай в деревню, — произнес Владимир Ильич на прощанье, — мы тебя снарядим — дадим одежду и пищу на дорогу, а ты объединяй бедноту и пиши мне письма: как у тебя выходит.

— Ладно, Владимир Ильич, — через неделю все бедные и средние будут чтить тебя и коммунизм!

— Живи, товарищ, — сказал Ленин еще один раз. — Будем тратить свою жизнь для счастья работающих и погибающих: ведь целые десятки и сотни миллионов умерли напрасно!

Упоев взял руку Владимира Ильича, рука была горячая, и тягость трудовой жизни желтела на задумавшемся лице Ленина.

— Ты, гляди, Владимир Ильич, — сказал Упоев, — не скончайся нечаянно. Тебе-то станет все равно, а как же нам-то».

Герой Платонова говорит Ленину на прощание:

«— Ты, Владимир Ильич, главное не забудь оставить нам кого-нибудь вроде себя — на всякий случай».

Подобные сцены и вызвали гнев Сталина, который не без оснований усмотрел здесь писательскую иронию по отношению к революционному энтузиазму масс.

Еще в октябре 1929 года, в переломное время Андрей Платонов предостерегал, как ловко маневрирует бюрократ на поворотах истории, как легко адаптируется в новой среде, и это особенно опасно, когда подобные типы внедряются в литературную жизнь: «Но я знаю также и то, что, когда партия усиливает свою борьбу с бюрократизмом, оппортунисты и бюрократы сплошь и рядом выступают против этой борьбы. Когда эта же борьба развивается в литературе, то наряду с ошибками, грубыми и опасными ошибками писателей (например, мои ошибки) естественно ожидать, что и среди критиков окажутся такие же защитники бюрократизма, такие же оппортунисты и аллилуйщики, которые встречаются и вне литературы».