Фадеев - [22]
(выделено В. И. Лениным. — И. Ж.), кои вольются в части, либо единицы вроде Ворошилова (если его можно дать), который будет очень полезен. Иного-де типа людей посылать не стоит, ибо обычный делегат будет ни к чему».
Президиум X съезда дал указание ряду губкомов об экстренной мобилизации руководящих работников на местах в помощь Петроградскому комитету обороны.
Десятого же марта вопрос о мятеже обсуждался на закрытом заседании съезда. Участница этого заседания старая большевичка Т. Ф. Людвинская рассказывала:
«В. И. Ленин предложил ничего не стенографировать и не записывать.
— Спрячьте блокноты и карандаши, — сказал он.
Делегаты с глубоким волнением и пониманием серьезности обстановки восприняли эти слова. Неожиданно выступил Троцкий и потребовал стенографировать все «для истории». Он дал ложную характеристику кронштадтского восстания, назвав его массовым движением, имеющим якобы глубокие корни в народе, и заявил:
— Кукушка уже прокуковала 12-й час Советской власти.
Негодование охватило всех. Раздались возгласы возмущения. И тут прозвучал твердый голос В. И. Ленина:
— История не забудет всего, что было и будет сделано для пользы революции, но она не простит нам, если мы не оценим должным образом серьезности положения и будем думать не о том, как отстоять революцию. Надо действовать, — решительно сказал он».
Благодаря мерам, срочно принятым партией, в части 7-й армии влилось 2758 членов РКП (б).
После сообщения Ленина о тяжелом положении в Кронштадте и призыва направить часть делегатов съезда для усиления наших частей, приступающих к ликвидации кронштадтского мятежа, и Фадеев и Конев подали записки в президиум о том, что готовы добровольно ехать в Кронштадт…
Там, в Петрограде, делегатов съезда распределили на два направления: часть на ораниенбаумское, а часть на сестрорецкое. Фадеев попал в пехоту, Конев — в артиллерию на сестрорецком направлении. Рядовыми бойцами.
Прибывшие к Кронштадту партийные делегаты во главе с К. Е. Ворошиловым (их было 396 человек) обратились к мятежным кронштадтцам с письмом:
«Что будет, если черное дело, на которое вас толкнули, одержит верх?..
Десять шкур спустят прежние хозяева с рабочих и крестьян, если вернутся… И тогда, очнувшись, протрезвев, вы поймете, что были орудием врагов народных, а дети ваши и те из вас, кто останется жив, будут с проклятием вспоминать про кронштадтцев, убивших рабоче-крестьянскую республику. И тогда в истории будет написано:
«Первого марта 1921 года одураченные кронштадтцы, подойдя вплотную к возможности строить новую жизнь, вместо этого пошли против Советской власти и тем самым проложили дорогу белогвардейцам».
Но этого не будет! Вы должны одуматься!»
Увы, они не одумались и на этот раз…
В это время, выступая перед делегатами съезда, Ленин призывал их не поддаваться панике, не преувеличивать опасности, хотя она и велика.
Не только вооруженные восстания терзали страну. «Всемирный синдикат прессы», сообщал Ленин, поднял против большевиков и Советской России «неслыханно нервную, истерическую кампанию». Опять же — это не повод для паники. Ни в коем случае. Во всем этом потоке «информации» нет достоверных фактов, нет правды, а одни лишь фантастические измышления, до смешного глупые слухи, легенды, тупая ненависть и ложь.
Ленин был всегда до конца откровенным с товарищами по партии. Таким Владимир Ильич предстал и на этом съезде. Он счел полезным и необходимым ознакомить делегатов со всей той ложной, недобросовестной информацией, что печатали буржуазные газеты. Сообщения о подобных публикациях были переданы — и это очень важно подчеркнуть! — по специальным каналам — от советских послов, представителей нашего правительства, находившихся в то время за рубежом. В общем-то, этот случай «из сегодняшнего далека» выглядит даже выходящим за рамки «дозволенности», необычным в партийной практике. При Сталине и много лет после Сталина специнформация не только исключалась из широкого партийного общения, но была строго засекречена, запрещена, любой выход ее «в массы» считался преступным делом и влек за собой наказание.
Из всех запретных зон — эта была под номером один. Тем более если в передаваемых сообщениях, справках и сводках речь шла о предвзятых оценках партийных лидеров страны, их высказываний и действий. Однако Ленина как раз это менее всего пугало. Он был твердо убежден в том, что никакая клевета не страшна, если у члена партии и у самой партии имеется реальный авторитет в народе. Нет сомнения в том, что этим сообщением, выставляя на позор ложь и клевету западной прессы, Ленин хотел и снять момент тревоги, скованности у части делегатов, дать им в руки аргументы против вражеских выпадов, другими словами, дать полную, без купюр картину сложившейся политической ситуации.
«Я вчера получил, по соглашению с тов. Чичериным, — начал Ленин, — сводку по этому вопросу и думаю, что заслушать ее будет всем полезно. Это — сводка по вопросу о кампании лжи по поводу внутреннего положения России. Никогда, — пишет товарищ, подводящий сводку, — ни в какое время не было в западноевропейской печати такой вакханалии лжи и такого массовою производства фантастических измышлений о Советской России, как за последние две недели. С начала марта ежедневно вся западноевропейская печать публикует целые потоки фантастических известий о восстаниях в России, о победе контрреволюции, о бегстве Ленина и Троцкого в Крым, о белом флаге на Кремле, о потоках крови на улицах Петрограда и Москвы, о баррикадах там же, о густых толпах рабочих, спускающихся с холмов на Москву для свержения Советской власти, о переходе Буденного на сторону бунтовщиков, о победе контрреволюции в целом ряде русских городов, причем фигурирует то один, то другой город, и в общем было перечислено чуть ли не большинство губернских городов России. Универсальность и планомерность этой кампании показывает, что в этом проявляется какой-то широко задуманный план всех руководящих правительств».
