Фадеев - [20]

Третьего марта газеты вышли с напечатанным на первых полосах правительственным сообщением о новом белогвардейском заговоре и мятеже, поднятом в Кронштадте.

В те дни Владимир Ильич Ленин беседовал о кронштадтском восстании с корреспондентом американской газеты:

«Поверьте мне, в России возможны только два правительства: царское или Советское. В Кронштадте некоторые безумцы и изменники говорили об Учредительном собрании. Но разве может человек со здравым умом допустить даже мысль об Учредительном собрании при том ненормальном состоянии, в котором находится Россия. Учредительное собрание в настоящее время было бы собранием медведей, водимых царскими генералами за кольца, продетые в нос.

В Америке думают, что большевики являются маленькой группой злонамеренных людей, тиранически господствующих над большим количеством образованных людей, которые могли бы образовать прекрасное правительство, при отмене советского режима. Это мнение совершенно ложно. Большевиков никто не в состоянии заменить, за исключением генералов и бюрократов, уже давно обнаруживших свою несостоятельность».

По официальным данным, в канун мятежа крепость насчитывала около 27 тысяч человек рядового и командно-политического состава. Из них — 1650 членов и кандидатов в члены партии, среди гражданского населения — около 600 партийцев. Правда большинство коммунистов со стажем всего лишь несколько месяцев. И приняты они были наспех, во время очередной кампании — «партийной недели» в сентябре 1920 года.

Больше половины рядового состава в крепости — вчерашние крестьяне. Ясно, что всеми помыслами они еще там, в деревне, на крестьянских дворах, разоренных, обездоленных войной и беспощадностью продразверстки. Письма в Кронштадт из родных краев: псковских, вологодских и новгородских деревень, — шли одно тревожнее другого. Продразверстка вычистила амбары. Тысячи крестьян — их отцов, матерей — отправлялись на юг, в города, страшась голодной смерти. Наступал двадцать первый год, самый страшный в истории России, голодом выкосивший миллионы людей. Где же выход? Кто придет на помощь? Кто виноват? Организаторы мятежа убеждали: виноваты большевики, Москва, Ленин.

При политическом отделе Балтийского флота имелось бюро жалоб, куда поступали письма от рядовых матросов. Число их все увеличивалось, а содержание каждого из писем почти слово в слово повторялось.

Рядовой артиллерист с форта «Риф» родом из Новоржевского уезда Псковской губернии 14 февраля 1921 года писал: «…У моей семьи, состоявшей из отца 60 лет и матери 60 лет, сестры 20 лет, брата 16 лет (нетрудоспособного) и еще брата 13 лет реквизирован хлеб сверх разверстки, так как назначенная разверстка в октябре месяце была моей семьей выполнена полностью, и эта последняя реквизиция в январе месяце была, по моему мнению, незаконной».

Недовольство продразверсткой среди матросов становилось всеобщим. Это видно из донесений политических отделов Балтфлота: «Волнующие вопросы: неправильная разверстка хлеба на местах, необеспеченность семей, недостаток обуви и т. д.».

В этой напряженной ситуации, когда нервы матросов были на пределе, политический отдел Балтфлота просвещал «темную массу» лекциями беспечно-широкой проблематики: «Происхождение человека», «Каменный век», «Греческая скульптура», «Нравы и быт жителей Австрии» (надо сказать, что Австрия почему-то особенно привлекала внимание политотдела — подобных тем несколько) и т. д.

Накануне восстания в сводке политотдела сообщалось: «В гарнизонном клубе работали: класс пения, 3 класса рояля, класс сольфеджио и художественный кружок — присутствовало 80 учеников».

В гарнизонном клубе, где 25 февраля исполняли хоралы, играли на рояле восемьдесят матросов, через три дня будет заседать Временный революционный комитет — руководящий орган мятежа.

Положение осложнялось и тем, что командующий Балтфлотом Федор Федорович Раскольников в эту тревожную зиму 1920/21 года был поглощен дискуссией о профсоюзах, в которой он выступал на стороне Л. Д. Троцкого.

По словам Ленина, эта дискуссия была «непростительной роскошью» для партии в условиях разрухи, голода, экономической катастрофы. Тем более трудно объяснить повышенное внимание к профсоюзным проблемам у военного человека — командующего флотом. В газете «Красный Балтийский флот» за январь — февраль не было опубликовано ни одного материала дискуссии о профсоюзах, в котором бы вопрос излагался в ленинской интерпретации. Газета прославляла своего командующего, публиковала репортажи — идиллические картинки о жизни матросов.

Позиция Троцкого и Раскольникова не находила поддержки в Петрограде и Кронштадте. На партийной конференции моряков-балтийцев, открывшейся в феврале, Раскольников не был избран даже в президиум. В резолюции Петроградского губкома осуждались «действия группы товарищей во главе с Раскольниковым и Гессеном», они были призваны «к порядку».

Несмотря на это, в Москву ушла телеграмма за подписью и Раскольникова о том, что будто личный состав Балтфлота стоит на стороне Троцкого, Бухарина… Узнав об этом, партийцы вновь резко осудили позицию Раскольникова.