Эйсид-хаус - [4]
До возвращения Гэри оставалось не так уж много времени. Наступило восемь, и я было подумал, что здравый смысл возобладал и Гэри спустил разборку на тормозах, – может, Мардж что-то просекла и вмешалась. В 8:11 – по электронным часам на радио – из-за окна донесся резкий автомобильный гудок. Я даже не стал выглядывать. Просто взял балаклаву и биту и спустился на улицу. Биту я сжимал вяло и безжизненно.
Я забрался на пассажирское сиденье.
– Вижу, ты приготовился, – улыбнулся Гэри.
Даже после того, как он заговорил, его лицо оставалось замороженным в этой странной улыбке и напоминало причудливую маску на Хеллоуин.
– Что ты взял? – Я боялся, что он покажет нож.
Мое сердце буквально остановилось, когда из-под сиденья он вытащил обрез.
– Не пойдет, приятель. Нихуя не пойдет.
Я рванулся вон из машины, но он схватил меня за руку:
– Расслабься! Он же ни хера не заряжен, не понял, что ли? Да едрить твою, Джок, ты же меня знаешь. Мокруха не по моей части и никогда не была. Окстись, дружище.
– Говоришь, ружье не заряжено?
– Какое там, в пизду, заряжено, чувак! Ты что, думаешь, я, блядь, полоумный? Делаем, как я сказал, и все пройдет тихо-мирно. Без шума и пыли, ни волоска с головы и тэ дэ. Сосед по камере говорил мне: люди меняются, когда наставляешь на них ствол. Вот как я это вижу: мы хотим наши деньги. Увечить этого мудака нам нахуй не всралось, мы просто хотим получить долг. А то начнешь махать битой и запросто сделаешь из него отбивную. Тогда плакали наши денежки, да еще загремим в чертов Скрабс. А так запугаем его до усрачки, сунем под нос эту штуковину, – он размахивал стволом, который теперь казался жалкой игрушкой, – и Уитворт выкладывает нам купюры.
Я был вынужден согласиться: по логике Гэри все выглядело гораздо проще. Напугать Уитворта было предпочтительней, чем уделать его в говно. Замеси мы этого козла, и он, возможно, тут же соберет кодлу для мести. А если напугать его этим стволом, он поймет, что с нами не стоит качать права. Мы знали, что обрез не заряжен, а Уитворт нет. Ну и хули ему рыпаться?
Квартира Уитворта находилась на первом этаже типового для шестидесятых домика с отдельным выходом в небольшом муниципальном округе рядом с Куинсбридж-роуд. Было уже темно, хотя и не так, чтобы глаз выколи, когда мы припарковали машину в нескольких ярдах от парадного. Я колебался, надевать ли балаклаву, и решил не надевать. У Гэри не было маски, и к тому же мы хотели, чтобы Тони Уитворт видел, кто наставляет на него обрез. Вместо этого я спрятал биту под моим длинным пальто, когда мы вышли из машины.
– Жми этот долбаный звонок, – приказал Гэри.
Я надавил кнопку.
В прихожей включился свет, просачиваясь сквозь щель над дверью. Гэри сунул руку под куртку. Дверь открылась, перед нами с настороженным видом стоял мальчик лет восьми в футболке «Арсенала».
– Тони дома? – спросил Гэри.
Я не рассчитывал на это. Я превратил Уитворта в мультипликационный персонаж, стереотипного болтливого сутенера-спекулянта, задавшись целью оправдать то, что мы собирались с ним сделать. Я никогда не представлял его как реальную личность, с детьми, с людьми, зависевшими от него и возможно даже любившими его. Я пытался дать знак Гэри, что время и место безмазовое, но маленький мальчик убрался назад в дом, и почти одновременно в дверях появился Уитворт. На нем была белая майка и джинсы, лицо расплылось в лучезарной улыбке.
– Парни, – широко осклабился он, – рад вас видеть! У меня есть для вас кое-что, если… – Он запнулся на середине предложения, побледнев как полотно, и его глаза расширились. Часть его физиономии, казалось, сморщилась, словно его хватил удар.
Гэри выхватил ствол и наставил прямо на него.
– О нет, пожалуйста, о боже, у меня есть то, что тебе нужно, Гэл, это то, что я пытался сказать… Джок…
– Гэл, – начал я, но он не обращал внимания.
– У нас тоже есть, что тебе нужно, мудак! – крикнул он Уитворту и спустил курок.
Раздался оглушающий грохот, и Уитворт, казалось, исчез в доме. На мгновение это выглядело как театральная иллюзия, словно его никогда вообще и не было. Я успел подумать, что Гэл и Тони Уитворт решили меня разыграть. Я даже засмеялся. Потом глянул в прихожую и увидел там лежащее, содрогающееся в конвульсиях тело Уитворта. То, что когда-то было его лицом, теперь стало смятой, сдавленной массой крови и серого вещества.
После я ничего не помнил, пока не пришел в себя в машине. Мы ехали по Боллс-Понд-роуд. Затем припоминаю, что мы вышли, пересели в другую тачку и направились обратно к Стоук-Ньюингтону. Гэри начал смеяться и говорил без умолку, словно закинулся спидом.
– Ты видел долбаную голову этого козла?
Я чувствовал себя так, будто вмазался героином.
– Видел, да? – переспросил он, затем схватил мое запястье. – Джок, мне, блядь, в натуре жаль, дружище, что втравил тебя. Я не мог, просто не мог в одиночку. А я должен был сделать это, Джок, должен был избавиться от этого мудака. Когда я сидел в Скрабс, то, понимаешь, слышал о нем все. Он вечно крутился у нашего дома, охаживал Мардж, светил, нахер, своими чертовыми бабками. Мардж раскололась, Джок, рассказала мне всю эту поеботину. Конечно, я не виню ее, Джок, не в этом дело, это была моя ошибка, что меня повязали. Я должен был находиться с ней рядом; если у женщины ни гроша в кармане, а мужик ее загремел на нары, конечно, ее соблазнит какой-нибудь задроченный хуй, крутящийся вокруг с лавэ. И этот мудила доставал маленькую Лизу, Джок. Заставлял ее садиться ему на колени, сечешь, о чем я, да? На моем месте, Джок, ты сделал бы то же самое, только не возражай мне, твою мать, пиздеть вот не надо; если бы это был твой чертов ребенок, ты бы сделал то же самое. Ты и я, мы одно целое, Джок, мы присматриваем друг за другом, глядим за своими. Я сделаю для тебя эти бабки, как только, так сразу, Джок. Клянусь, приятель, я разберусь со всем этим, бля буду. Я не смог бы поступить по-другому, Джок, это просто мучило, гноилось внутри меня. Я пытался не обращать на это внимания. Вот почему я хотел работать с Уитвортом, понять, как эта скотина тикает, найти способ поквитаться. Я думал о том, чтобы изуродовать одного из его детей, ну, око за око и вся эта чертова поебень. Но я не смог бы сделать ничего подобного, Джок, не смог бы поступить так с ребенком, чем я тогда лучше этого ублюдочного зверя, этой ничтожной паскуды…
Это — книга, по которой был снят культовейший фильм девяностых — фильм, заложивший основу целого модного течения — т. н. «героинового шика», правившего несколько лет назад и подиумами, и экранами, и студиями звукозаписи. Это — Евангелие от героина. Это — летопись бытия тех, кто не пожелал ни «выбирать пепси», ни «выбирать жизнь». Это — книга, которая поистине произвела эффект разорвавшейся бомбы и — самим фактом своего существования — доказала, что «литература шока» существует и теперь. Это — роман «На игле».
Рой Стрэнг находится в коме, но его сознание переполнено воспоминаниями. Одни более реальны – о жизни Эдинбургских окраин – и переданы гротескно вульгарным, косным языком. Другие – фантазия об охоте на африканского аиста марабу – рассказаны ярким, образным языком английского джентльмена. Обе истории захватывающе интересны как сами по себе, так и на их контрапункте – как резкий контраст между реальной жизнью, полной грязи и насилия, и придуманной – благородной и возвышенной. История Роя Стрэнга – шокирующий трип в жизнь и сознание современного английского люмпена.
Уэлш – ключевая фигура современной британской прозы, мастер естественного письма и ниспровергатель всяческих условностей, а клей – это не только связующее желеобразное вещество, вываренное из остатков костей животных. «Клей» – это четырехполосный роман воспитания, доподлинный эпос гопников и футбольных фанатов, трогательная история о любви и дружбе.
Может ли человек полностью измениться? Самый одержимый из давно знакомых нам эдинбургских парней, казалось бы, остепенился: теперь он живет в Калифорнии с красавицей-женой и двумя маленькими дочками, стал успешным скульптором, его работы нарасхват. Но вот из Эдинбурга приходит сообщение, что убит его старший сын, — и Бегби вылетает на похороны. Он вовсе не хотел выступать детективом или мстителем, не хотел возвращаться к прошлому — но как глубоко внутрь он загнал былую агрессию и сможет ли ее контролировать?.Впервые на русском — недавний роман «неоспоримого лидера в новой волне современной британской словесности» (Observer), который «неизменно доказывает, что литература — лучший наркотик» (Spin).В книге присутствует нецензурная брань!
Впервые на русском – новейший роман «неоспоримого лидера в новой волне современной британской словесности» (Observer), который «неизменно доказывает, что литература – лучший наркотик» (Spin). Возвращаясь из Шотландии в Калифорнию, Бегби – самый одержимый из давно знакомых нам эдинбургских парней, переквалифицировавшийся в успешного скульптора и загнавший былую агрессию, казалось бы, глубоко внутрь, – встречает в самолете Рентона. И тот, двадцать лет страшившийся подобной встречи, донельзя удивлен: Бегби не лезет драться и вообще как будто не помышляет о мести.
«Игры — единственный способ пережить работу… Что касается меня, я тешу себя мыслью, что никто не играет в эти игры лучше меня…»Приятно познакомиться с хорошим парнем и продажным копом Брюсом Робертсоном!У него — все хорошо.За «крышу» платят нормальные деньги.Халявное виски льется рекой.Девчонки боятся сказать «нет».Шантаж друзей и коллег процветает.Но ничто хорошее, увы, не длится вечно… и вскоре перед Брюсом встают ДВЕ ПРОБЛЕМЫ.Одна угрожает его карьере.Вторая, черт побери, — ЕГО ЖИЗНИ!Дерьмо?Слабо сказано!
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Мачей Малицкий вводит читателя в мир, где есть всё: море, река и горы; железнодорожные пути и мосты; собаки и кошки; славные, добрые, чудаковатые люди. А еще там есть жизнь и смерть, радости и горе, начало и конец — и всё, вплоть до мелочей, в равной степени важно. Об этом мире автор (он же — главный герой) рассказывает особым языком — он скуп на слова, но каждое слово не просто уместно, а единственно возможно в данном контексте и оттого необычайно выразительно. Недаром оно подслушано чутким наблюдателем жизни, потом отделено от ненужной шелухи и соединено с другими, столь же тщательно отобранными.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.