Ex ungue leonem. Детские рассказы Л. Толстого и поэтика выразительности - [12]
как бы демонстрирует жизнь во весь ее стихийный рост, требуя от человека стать с нею вровень (последнее проявляется в Спасительной Акции и оттеняется по контрасту Неадекватной Деятельностью). Типичные примеры – гроза, пожар, нападение акулы, т. е. дикие животные или стихии, не подчиняющиеся человеку.
Элемент ‘стихийность, неуправляемость, неудержимость, лавинообразность’ Катастрофы не всегда является внешним по отношению к жертве; в некоторых случаях создание неуправляемости возлагается и на саму жертву. Для этого на роль жертвы выбираются существа, далекие от трезвого расчета и причастные к иррациональности природы, – дети, животные.
Характерные примеры – в БС, ЧСБ, где жертва (дети, Булька) сама мчится навстречу опасности (бешеной собаке, живодерам), т. е. неудержимое сближение жертвы с опасностью вызывается действиями жертвы, а не носителя опасности (как в аналогичной ситуации в К).
Этот момент неуправляемости подчеркивается также КОНТРАСТОМ с попытками управления, в частности при помощи слов:
• Бульке тщетно кричат – «Назад!» (ЧСБ);
• девочка оказывается на путях, так как плохо понимает слова старшей сестры (ДГ).
Второе существенное свойство Катастрофы – ее размах, физические параметры, несоизмеримые с силами человека:
• быстрота охотничьих собак (К):
• скорость и размеры поезда (ДГ);
• скорость и мощь акулы (А);
• огромность медведя (ДТ);
• сверхловкость обезьяны и высота мачты (П); в других рассказах этому соответствуют лев, слон и др.
Следует сказать, что Катастрофа – в соответствии с дидактическим аспектом АС (22) – используется и для сообщения детям интересной информации о мире. Она включает как объекты из знакомого крестьянским детям окружения, так и сведения о природе и жизни других стран и народов.
СОВМЕЩЕНИЕМ этих познавательно ценных объектов со сверхчеловеческим масштабом Катастрофы и являются, с одной стороны, поезд, медведь, гроза, пожар, а с другой – такие экзотические животные и явления, как акула, обезьяна, слон, лев, кругосветное плавание, корабль, мачта и т. п.
3.4. Неадекватная Деятельность
В тематическом плане Неадекватная Деятельность представляет собой КОНКР комплекса отрицательных качеств, перечисленных в АС (18), (22): паллиативность, действия не вровень и вне соприкосновения с событиями и их глубинной сутью, следование жестким условным правилам. В выразительном отношении – это ОТК к Спасительной Акции, воплощающей правильную стратегию, и одновременно ретардация (ПРЕП) к ней. Одновременно это КОНТР к неуправляемости Катастрофы: отсутствие результата (= управления событиями) подчеркнуто попытками его добиться. Рассмотрим по отдельности некоторые способы, которыми этот набор функций реализуется в блоке Неадекватная Деятельность.
Как уже говорилось, паллиативность, неглубинность и условность часто СОВМЕЩАЮТСЯ в мотиве словесного действия, оказывающегося бесплодным. Его СОВМ с неудачными попытками управления Катастрофой дает
(26) неудачные попытки справиться с Катастрофой при помощи слов.
Эти ‘слова’ предстают в рассказах ввиде разного рода советов, команд, окриков, адресуемых чаще всего жертве, но иногда и носителю опасности. Примеры:
• крики «Назад!», обращаемые к собаке как к носителю опасности (К);
• и как к жертве (ЧСБ); кстати, этот рассказ – уникальный пример слов, обращаемых и к жертве, и к носителю опасности («…закричал: – Булька, назад! – и кричал колодникам, чтобы они не били Бульку»);
• неэффективные советы старшей сестры девочке, оказавшейся вблизи путей, и свистки машиниста, адресуемые ей же (ДГ);
• крики «Назад! Назад! Вернитесь! Акула!» (А);
• крик барина «Дети! бегите скорее домой – бешеная собака!» (БС).
Бесплодность словесных действий выражается в том, что адресат не слышит или не понимает, заведомо не может выполнить совета, подчиниться команде и т. п.:
• «Меньшая девочка не расслышала <…> маленькая девочка думала, что ей велят собирать грибы» (ДГ);
• «Но ребята не слыхали его, плыли дальше» (А);
• «Дети услыхали, что кричал отец, но не видали собаки и бежали ей прямо навстречу» (БС)16;
• «Но колодник увидал Бульку, захохотал и крючком <…> зацепил его за ляжку» (ЧСБ).
Тематические элементы ‘паллиативность’, ‘действия не вровень с событиями’ и ‘следование правилам’ дают всевозможные
(27) действия по спасению, пригодные в обычных условиях, но обреченные на провал в обстановке Катастрофы.
Примеры:
• действия машиниста, безуспешно пытающегося остановить поезд (ДГ);
• действия матросов в А, которые спускают лодку и гребут к мальчикам (действие по правилам спасения на воде), а те пытаются спастись от акулы вплавь.
Обыденный, неадекватный чрезвычайности ситуации характер этих действий дополнительно выражен здесь тем, что эти действия – копия всего того, что делалось в рамках Мирной Жизни:
• там «матросы попрыгали в воду, спустили в воду парус», здесь «матросы спустили лодку, бросились в нее»;
• там мальчики «вздумали плавать наперегонки в открытом море», здесь они «поплыли в разные стороны».
Тот же параллелизм наблюдается и в отношении словесных действий:
• там артиллерист кричал сыну «Не выдавай! Понатужься!», здесь он же кричит: «Назад! Вернитесь!»
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Знаменитый российско-американский филолог Александр Жолковский в книге “Напрасные совершенства” разбирает свою жизнь – с помощью тех же приемов, которые раньше применял к анализу чужих сочинений. Та же беспощадная доброта, самолюбование и самоедство, блеск и риск. Борис Пастернак, Эрнест Хемингуэй, Дмитрий Шостакович, Лев Гумилев, Александр Кушнер, Сергей Гандлевский, Михаил Гаспаров, Юрий Щеглов и многие другие – собеседники автора и герои его воспоминаний, восторженных, циничных и всегда безупречно изложенных.
Книга статей, эссе, виньеток и других опытов в прозе известного филолога и писателя, профессора Университета Южной Калифорнии Александра Жолковского, родившегося в 1937 году в Москве, живущего в Санта-Монике и регулярно бывающего в России, посвящена не строго литературоведческим, а, так сказать, окололитературным темам: о редакторах, критиках, коллегах; о писателях как личностях и культурных феноменах; о русском языке и русской словесности (иногда – на фоне иностранных) как о носителях характерных мифов; о связанных с этим проблемах филологии, в частности: о трудностях перевода, а иногда и о собственно текстах – прозе, стихах, анекдотах, фильмах, – но все в том же свободном ключе и под общим лозунгом «наводки на резкость».
Книга невымышленной прозы известного филолога, профессора Университета Южной Калифорнии Александра Жолковского, родившегося в 1937 году в Москве, живущего в Санта-Монике и регулярно бывающего в России, состоит из полутора сотен мемуарных мини-новелл о встречах с замечательными в том или ином отношении людьми и явлениями культуры. Сочетание отстраненно-иронического взгляда на пережитое с добросовестным отчетом о собственном в нем участии и обостренным вниманием к словесной стороне событий делают эту книгу уникальным явлением современной интеллектуальной прозы.
Книга прозы «НРЗБ» известного филолога, профессора Университета Южной Калифорнии Александра Жолковского, живущего в Санта-Монике и регулярно бывающего в России, состоит из вымышленных рассказов.
Книга невымышленной прозы известного филолога, профессора Университета Южной Калифорнии Александра Жолковского, живущего в Санта-Монике и регулярно бывающего в России, состоит из множества мемуарных мини-новелл (и нескольких эссе) об эпизодах, относящихся к разным полосам его жизни, — о детстве в эвакуации, школьных годах и учебе в МГУ на заре оттепели, о семиотическом и диссидентском энтузиазме 60-х−70-х годов, об эмигрантском опыте 80-х и постсоветских контактах последних полутора десятилетий. Не щадя себя и других, автор с юмором, иногда едким, рассказывает о великих современниках, видных коллегах и рядовых знакомых, о красноречивых мелочах частной, профессиональной и общественной жизни и о врезавшихся в память словесных перлах.Книга, в изящной и непринужденной форме набрасывающая портрет уходящей эпохи, обращена к широкому кругу образованных читателей с гуманитарными интересами.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».