Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия - [62]
Сословие высшего дворянства на западе и юго-западе империи, где не сложилось таких сильных территориальных государств, сохранило свои имперские привилегии и вольности.
Низшее дворянство (Niederer Adel, Ritter) составляло самую многочисленную группу дворянства, решительно превосходившую своей численностью две предыдущие и наиболее резко уже в XVI в. от них отделенную. В противоположность князьям и высшей знати, ведшим свое происхождение от свободных землевладельцев, рыцари происходили от свободного и несвободного служилого люда, так называемых министериалов. Характерно, что это различие в происхождении уже отчетливо сознавалась современниками в XVI в. Именно такой отличительный признак между графами и баронами, с одной стороны, и рыцарством — с другой, приводит в своей «Баварской генеалогии» известный историк и знаток дворянских родов Баварии Вигулеус Хунд (1514–1580)[402]. Низшее дворянство в свою очередь подразделялось на имперских рыцарей (Reichsritter, Reichsrittertum) и на земских рыцарей, или дворянство, находившееся в юрисдикции территориального государя (landsässiger Ritter, landsässiger Adel). Поскольку имперские рыцари имели особый статус и привилегии, подлежали юрисдикции императора и освобождались от налогов, а также обладали ярко выраженным групповым самосознанием, то во многих случаях понятие «низшее дворянство» относилось главным образом к земскому рыцарству, другими словами, земскому дворянству. Выделение имперского рыцарства из общей массы низшего дворянства вообще характерно для дворянской публицистики XVI в.; то же относится и к «Уставам о ношении платья», фиксировавшим для рыцарства более дорогой наряд. Уже упоминавшийся Вигулеус Хунд также выделяет рыцарство в особую группу «дворянства турниров (Turnieradel)», отмежевывая его тем самым от действительно низшего дворянства, не посещавшего рыцарские турниры[403]. В реальных условиях середины XVI в. такой отличительный признак несомненно кажется несколько анахроничным, ибо сами турниры давно утратили прежнюю роль в повседневной жизни рыцарства. Тем показательнее, однако, выступает высокая оценка родовитым дворянством, к которому принадлежал Вигулеус Хунд, традиционных дворянских доблестей.
Имперские рыцари оставили заметный след в немецкой истории XVI в. Области их расселения начинались там, где северогерманская равнина плавно переходила в волнистые цепи высоких холмов северного Гессена и Нижней Франконии, они продолжались широкой дугой, охватывая Франконию, Швабию, Средний Рейн и Нижний Эльзас. Именно здесь находился район повышенной концентрации дворянства в империи. До сих пор эти местности Германии хранят зримые остатки тех времен: на диво часто встречающиеся развалины башен и замков на вершинах высоких холмов — родовые гнезда имперского рыцарства. Имперские рыцари не были богаты, и во враждебной им бюргерской публицистике часто можно встретить насмешки вроде той, что все имущество иных из этих спесивых господ заключалось в половине башни одряхлевшего замка. Имперские рыцари обладали высоким статусом ленников императора, были подсудны только императорскому суду, освобождались от имперских налогов, но вместе с тем не имели голоса в рейхстаге, хотя и постоянно добивались этого. Их в наибольшей степени коснулись кризисные явления в развитии дворянства конца XV — начала XVI в. Им было трудно найти себе применение в новых условиях, тем более что заняться сельским хозяйством мешало малоземелье и не особенно выигрышные природные условия (гористо-холмистые ландшафты). К тому же подобные дела не отвечали традиционным представлениям о подобающих их сословию занятиях. Найти себе применение на службе у территориального государя для них также было невозможно, ибо это были имперские рыцари, слишком гордившиеся своим привилегированным статусом и независимостью, чтобы унизиться до службы у территориального князя, которая к тому же требовала определенного образования. Занятия науками также продолжали рассматриваться в этих кругах как не соответствующие их сословию, хотя, конечно, здесь были исключения, и Ульрих фон Гуттен — яркое тому подтверждение. В целом же имперские рыцари оказались к началу XVI в. без определенных занятий, что направило их энергию в сторону распрей и междоусобиц, сопровождавшихся грабежами и мародерством. Достаточно вспомнить широко известную междоусобицу Геца фон Берлихенгена с Майнцем и Нюрнбергом в самом начале века или столь же нашумевшую настоящую войну Франца фон Зикингена в 20-х годах XVI в. с архиепископом Трирским. Эти разбойные походы, наводившие ужас на всех в империи, сделали фигуру рыцаря-грабителя одинаково презренной и ненавистной в глазах бюргерства и крестьян, а неискоренимую гордость рыцарства своим происхождением и военным ремеслом — объектом для издевательств и насмешек. Однако рыцарские междоусобицы породили и другую позднейшую поэтическую традицию изображения рыцарства, нашедшую отражение, в частности, у немецких романтиков. Эта традиция основывалась на кодексе чести рыцарства, сформировавшемся еще в эпоху Средневековья и бывшем в XVI в. одним из компонентов группового самосознания имперского рыцарства. По имперскому праву 1372 г. рыцарь «должен помогать бедным по справедливости и со всей настойчивостью, миролюбиво и по правде во всех вещах, он должен любить справедливость и сокрушать несправедливость, равно как и врагов императора и империи…»
