Европейские поэты Возрождения - [29]

В стране прекрасной и счастливой,

Где травы были свежи и нежны, —

Стоял пастух в тени лесной;

В его венке листы оливы

С иной листвою были сплетены;

И пел он в третий день весны,

Встречая светлый блеск денницы;

Столь звонок был его напев,

Что в кронах множества дерев

Влюбленным эхом отзывались птицы, —

К светилу очи обратив,

Он пел на сладостный мотив:

«Скорее двери отвори,

Пастух небес благословенный, —

Дай маю раньше времени блеснуть;

Пускай чудесный блеск зари

Красой сияет несравненной;

Серебролукий, благосклонен будь —

Держи как можно выше путь;

Пускай сестра твоя родная

Поспит подоле, чем всегда, —

Но с нею за звездой звезда

Взойдет на небеса, красой блистая, —

Так ты в далекие года

На выпас выгонял стада.

О ель, о светлая ольха,

О кипарис в речной долине,

О скалы, о десятки ручейков,

Внемлите рифмам пастуха —

Пусть агнец маленький отныне

Вовек не устрашается волков,

И будет дольний мир таков:

Пускай богаче с каждым годом

Цветет иссохший вертоград,

Даруя сладкий виноград,

И древние дубы точатся медом, —

И пусть по руслу ручейка

Бегут потоки молока.

В цветы оденется земля;

Покинув дикие пределы,

Лесные звери одолеют страх,

Доверчиво придут в поля;

Пускай Эроты бросят стрелы

И весело играют на лугах

И на зеленых берегах;

Неугомонны, неустанны,

Пусть нимфы нежные поют;

Пускай танцуют там и тут

Смеющиеся фавны и Сильваны;

И пусть лазурный небосвод

Ни бури, ни дождя не шлет.

Безмерно чистая душа

На свет явилась в наше время

И оболочку дивную нашла;

Она как солнце хороша,

Но мне несет страданий бремя,

Мне не желает ни добра, ни зла,

Но мой покой навек взяла, —

Я, на заре поднявшись рано,

В лесах изрезал каждый бук,

И нынче все стволы вокруг

Мне шепчут «Амаранта!» непрестанно, —

Она не хочет мне помочь,

И я рыдаю день и ночь.

Покуда средь лесов и гор

Лесные звери обитают,

Покуда сосны столь же высоки

И ясень ветви распростер,

Покуда ручейки впадают,

Журча, в приветливую гладь реки,

И в сменах счастья и тоски

На свете хорошо влюбленным, —

Благословенно имя той,

Что не встречается со мной,

Меня тираня нравом непреклонным, —

И тем, что в мире есть она,

Вся жизнь моя озарена.

О, попроси, канцона, чтоб сегодня

Она приветлива была,

И радостна, и весела».

К Икарийскому морю Перевод Е. Витковского

Здесь пал Икар. Здесь каждая волна

Следы крылатого хранит поныне.

Здесь путь его закончился в пучине,

И поколеньям зависть суждена.

Да, эта смерть вполне искуплена,

Паденье привело его к вершине.

Блажен, кто так погиб, о чьей кончине

Песнь пропоют в любые времена.

Таится радость в неизбывном горе:

Он, словно голубь, взмыл за облака

И принял гибель в голубом просторе, —

Но именем его уже века

Необозримое грохочет море.

А чья могила столь же велика?

К Джованни ди Сангро* [53] Перевод С. Ошерова

Если бы злая Любовь мне на родине жить разрешила

Иль умереть на руках матери, если бы те

Песни, что ныне едва небольшую составили книжку,

Мог бы я продолжать в том же, где начал, краю, —

Верно, тогда бы презрел я Парок неумолимых,

Черное веретено, пряжи печальную нить,

Не схоронила б меня Либитина[54] в безвестной могиле

И не исчезло б мое имя в остывшей золе.

Ныне лесов и озер мне отраду придется покинуть,

В хоре Пермесских дев не прозвучит мой напев,

То, что муза моя мне внушила в юные годы,

Больше уж я не отдам на исправляющий суд.

Так же срезает серп колосья нежные в поле,

Так бесперых птенцов хищник уносит из гнезд.

Боги! Ужели Синце́р растает в воздухе легком

И не избегнуть ему участи общей — костра?

Ты же, возлюбленный Сангр, коли так велит Немезида

И не дано никому волю ее одолеть,

Доски разбитой ладьи собери, — все, что вынесут волны,

После того как пойду я, сокрушенный, ко дну,

Маны[55] окликни мои, что блуждать по берегу будут,

И на могильном холме эти стихи начертай:

«Здесь я, Акций[56], лежу. Надежда почила со мною,

Но и по смерти моей не умирает Любовь».

ЭПИГРАММЫ* Перевод С. Ошерова

Эхо говорит

Я увидала, зажглась и, оплакав отвергнутой участь,

Стала лишь голосом я, отзвуком, ветром, ничем.

К своей душе

Ты пылала; огонь дотла несчастную выжег,

Остов иссушенный твой легкой распался золой.

Плакала ты; изошли глаза росой неизбывной,

И напитали твои слезы Себета[57] струи́.

Так почему же опять и пылать и плакать ты хочешь?

Быть осторожной учись, гибели горькой страшись!

Смерти вновь не ищи, не ищи себе новых мучений,

Радуйся, что за кормой скрылись утесы Сирен.

НИККОЛО МАКИАВЕЛЛИ [58] Перевод Евг. Солоновича

Песня торговцев кедровыми шишками

Всем шишкам шишки! Шишки просто чудо!

Орешки так и сыплются оттуда.

Поверьте, дамы, шишка — редкий плод:

Ее ни град, ни ливень не проймет.

Любой орешек положите в рот,

И масло брызнет, словно из сосуда.

Едва успев на дерево залезть,

Бросаем шишки вниз — по пять, по шесть,

А если кто еще захочет съесть,

Чуть потерпи — и станет больше груда.

Иная просит муженька: «Вон ту!»

И ловит шишку прямо на лету,

А пригласишь ее на высоту,

Надует губки — что, мол, за причуда.

Есть вещи, может быть, и поважней,

Но ты на шишки денег не жалей,

К себе покупку прижимай сильней:

Утащут шишку, то-то будет худо.

В одной орехов больше, чем в другой,

Хозяйки, подходите за любой,

Товар не залежится ходовой.

Коль денег нет, берите так покуда.

В терпенье нашем — торжества залог: