Европейские поэты Возрождения - [27]

Мог заключить бы и самих сирен:

«Над Арно грежу о морской лазури я;

Ни алтарей, ни жертв не стою я.

Мне домом ваша сделалась Этрурия,

Где ноша факел свадебный моя,

Тогда как мой родимый дом — Лигурия,

Пустынный брег, суровые края,

Где яростный Нептун рычит под скалами,

Вотще грозя им страшными обвалами.

Покой и тень сюда меня влекут,

Безлюдное мне любо место это —

Моих раздумий сладостный приют,

Моих прогулок одиноких мета.

Тут мурава, цветы, прохлада тут,

Здесь счастлива бывает Симонетта[49],

Одна в тени над свежею струей

И в окруженье юных нимф порой.

В досужий день, когда себя трудами

Обременять не подобает нам,

Меня увидеть можно в божьем храме —

На этот раз в числе нарядных дам.

Пленен моими нежными красами,

Ты их природы не постигнешь сам.

Не мучайся, душа непосвященная:

Из одного с Венерой вышла лона я.

Однако под уклон уже скользят

Колеса солнца, тени удлиняя,

Уже звенит мелодия цикад,

Уже крестьяне, поле покидая,

Бредут в село, а женщины спешат

Собрать на стол, кормильцев ожидая.

Не огорчайся, я должна идти,

А ты к своим коня повороти».

И небеса над нею просветлели

При новом свете благостных очес,

Когда она пошла на самом деле

Через поляну под шатер древес.

И птицы хором жалобным запели,

И застонал объятый скорбью лес,

А мурава под легкою стопою

Пунцовой стала, белой, голубою.

Что делать? Юлий за своей звездой

Последовать готов, но не решается.

Кровь из горячей стала ледяной,

И лютый холод к сердцу подбирается.

И ей, что отняла его покой,

Он смотрит вслед и втайне восхищается

Небесной поступью, которой в лад

Шуршит, колеблясь, ангельский наряд.

Амур воздал несчастному сторицей.

Как бьется сердце! Юлий оглушен,

И, как поля в росе перед денницей,

В слезах печали предается он.

Еще недавно был он вольной птицей.

Не может быть! Ужели он влюблен?

Амур последовать за нею манит,

Но Робость прочь неумолимо тянет.

О Юлий, где язвительная страсть,

С какой, удары нанося умело,

Над любящими ты глумился всласть?

Ты больше не охотишься? В чем дело?

Ты над желаньями своими власть

Утратил — сердцем дама завладела.

Амур врасплох несчастного застал:

Смотри, каким ты был, каким ты стал.

Ты был охотой поглощен, доколе

Ты сам не оказался в западне,

Ты был свободен — и лишился воли,

Прекрасной сердце уступив жене.

Ты обречен Амуром новой доле,

Еще не осознав того вполне:

Какие мы ему ни ставь препоны,

Судьбе диктует он свои законы.

Неизвестный итальянский гравер начала XVI в.

Фортуна. Резец

Сказание об Орфее Отрывок Перевод С. Шервинского

Пастух

(возвещает Орфею о смерти Евридики)

Жестокой вестью встречу я Орфея,

Что нимфа та прекрасная скончалась.

Она бежала прочь от Аристея,

И в миг, когда к потоку приближалась,

В пяту впилась ей жалом, не жалея,

Змея, которая в цветах скрывалась.

И сильно так и остро было жало,

Что сразу жизнь и бег ее прервало.

Орфей

(сокрушается о смерти Евридики)

О, безутешная, заплачем, лира!

Иную песнь теперь нам петь приспело.

Кружитесь, небеса, вкруг оси мира,

Услышав нас, замолкни, Филомела!

О, небо! О, земля! Ужели сиро

В тоске влачить измученное тело?

Краса моя, о жизнь, о Евридика,

Как жить мне, твоего не видя лика?

К воротам Тартара моя дорога:

Узнать, туда проникло ль сожаленье?

Судьбу смягчат ли у его порога

И слезные стихи, и струн моленья?

Быть может, смерть преклонит слух не строго.

Ведь пеньем я уже сдвигал каменья.

Олень и тигр, внимая мне, сближались.

И шли леса, и реки обращались.

Орфей

(с пением подходит к Аиду)

Увы! Увы! О, пожалейте в горе

Любовника, юдолей адских тени!

Вождя единого я зрел в Аморе,

И он меня домчал до сих селений.

О Цербер, укроти свой гнев! Ты вскоре

Мои услышишь жалобы и пени,

И не один, услышав, надо мною

Заплачешь ты, — но с адскою толпою.

О Фурии, напрасно вы рычали,

Напрасно змеи корчились лихие.

Когда б вы знали все мои печали,

Вы разделили б жалобы глухие.

Несчастного задержите ль вначале,

Кому враги и небо и стихии?

Иду просить я милости у смерти.

Откройте двери. Страннику поверьте.

Плутон

(полный удивленья, говорит так)

Откуда звук столь сладостного звона?

Кто ад смутил кифарой изощренной?

Вот: колесо недвижно Иксиона,

Сизиф сидит, на камень свой склоненный,

И к Танталу не льнут струи затона,

Белиды стали с урною бездонной,

Внимателен и Цербер трехголовый,

И Фурии смягчили гнев суровый.

Минос к Плутону

Тот, кто идет, противен воле Рока:

Не место здесь телам, не знавшим тленья.

Быть может, умысел тая глубоко,

Твоей он власти ищет низверженья.

Все, кто сюда, Плутон, входил до срока,

Как этот, — в темные твои владенья,

Встречали здесь возмездье роковое.

Будь осторожен: он замыслил злое.

Орфей

(коленопреклоненный, говорит)

О всемогущий тех краев властитель,

Что лишены навек земного света,

Куда спускается вселенной житель

И все, что солнцем на земле согрето, —

Сказать тоски причину разрешите ль?

Вослед Амору шла дорога эта.

Не цепью Цербера вязать железной, —

Я только шел вослед своей любезной.

Змея, рожденная между цветами,

Меня и милой и души лишила.

Я дни влачу, подавленный скорбями,

Сразить тоску моя не может сила.

Но коль любви прославленной меж вами

Воспоминанье время не затмило,

Коль прежний жар еще в душе храните, —

Мне Евридику милую верните!

Пред вами вещи разнствуют в немногом,

И в ваш предел все смертные стекутся,