Еврей Петра Великого - [12]

Визитеры явились в подозрительной коляске, запряженной разномастной парой. «Ах да, инкогнито, — вспомнил Ньютон. — Но кто же из них царь?»

К дому шагали трое мужчин, впереди других — верзила с тяжелой тростью, в расстегнутом кафтане, без парика. Оглядывая дом, верзила говорил что-то тщательно одетому толстячку. Третий, с красивым крупным лицом, на котором без труда можно было прочитать крайнюю степень изнурения, шел чуть в стороне и чему-то ухмылялся. Перед самой дверью верзила, обернувшись, что-то сказал, засмеялся и сильно ткнул красавца кулаком под ребра — как видно, в шутку, а не ради развязывания драки. Миг спустя слегка озадаченный Ньютон услышал уверенный стук в дверь.

— Пускай, пускай! — махнул он рукой слуге, появившемуся на пороге. — Ну!

Толстячок, назвавшийся мистером Шафировым, заговорил по-английски:

— Мой господин, — он отвесил поклон в сторону верзилы, бесцеремонно оглядывавшего комнату: стол со стульями, буфет, угловой шкапчик, — много наслышан о ваших изобретениях в области движения предметов, в частности артиллерийских бомб. Мы хотели бы послушать ваши объяснения — в общем виде, разумеется. — Шафиров тщательно подбирал слова, намереваясь сегодня же вечером описать в особой книге встречу царя со знаменитым открывателем природных законов, которому, как говорят, яблоко однажды свалилось на голову, что и послужило началом его научных рассуждений.

— А кто этот господин? — спросил Ньютон, указывая на красавца. — Эксперт? — Он не решил еще окончательно, кто здесь царь.

— Да нет… — замешкался Шафиров, не находя, как представить англичанину Меншикова. — Это так… Сопровождающее лицо.

— Вот как… — сказал Ньютон и оглядел Алексашку изучающе. Он склонен был предположить, что Алексашка — не сопровождающее, а главное действующее лицо этой сцены, а верзила — просто охранник. Шафиров, разумеется, в счет не шел: хозяин безошибочно признал в нем еврея, и поэтому он никак не мог быть русским царем, хотя бы и инкогнито.

— Вот как… — задумчиво повторил Ньютон, глядя на Меншикова, уставившегося туманными глазами на медный пустотелый шар — единственный предмет в этой комнате, назначение которого было трудноопределимо. Почувствовав на себе пристальный взгляд, Меншиков отвел глаза от шара и зачарованно улыбнулся, — и Ньютон поколебался в своем предположении: улыбка у Алексашки была простецкая, не монаршая.

— Шарик хороший, — сказал Алексашка. Шафиров этого переводить не стал.

Тем временем Петр, закончив осмотр комнаты, подошел к столу и, громко двинув стул по полу, сел. Немного пригнув голову к плечу и отведя руку с зажатой в ней тростью, он кругло, не мигая, глядел на хозяина. Он всегда так глядел после бессонной ночи или перед накатывающим гневом, но только на пятом десятке это сделалось у него постоянной привычкой. «Вот царь, — решил Ньютон. — Действительно, странный».

— Ну, пусть приступает, — разрешил царь, кивнув переводчику. — Только не очень путано — голова раскалывается.

— А я говорил, — капризно, со слезой в голосе ввел фразу Меншиков, — а я говорил, мин херц: в баню надобно ехать отмокать после вчерашнего, а не к этому старичку.

— Погуляли — и хватит, — ворчливо заметил Петр. — А ты, я гляжу, уморился, Александр.

— Как же не уморился! — согласно пожал плечами Меншиков. — В Амстердаме девки куда нежней и обстоятельней. А тут — разве можно так?! Волки, а не девки… Поедем в баню, Ваше Величество.

Из этого разговора Ньютон понял, и то с трудом, всего два слова: «мин херц» — и удивился до испуга и неприятной дрожи в спине: если верзила действительно царь, то как и кому он разрешает себя так называть, а если он не царь — то кто он и с какой целью сюда пожаловал? Кроме того, Ньютон теперь был уверен, что все трое не вполне трезвы в этот ранний утренний час.

— Ну! — Петр пристукнул тростью по полу. — Что ж он молчит? Шафиров, переводи!

— Как вам нравится Лондон? — спросил Ньютон, кляня в душе Карла Монтегю и желая лишь одного — чтоб подозрительные гости поскорее ушли. — Вы, как я понимаю, приехали издалека.

— Весьма нравится, — сказал Петр. В горле у него пересохло, он хотел пить. — Шафиров, спроси у него, знает он артиллерийское дело?

— Баллистика — это не совсем моя область, — сказал Ньютон, морщась болезненно. — Как вам известно, мне принадлежит приоритет в открытии ряда законов механики и оптики. Что же касается некоего Лейбница, если вы слышали это имя…

— Пушечное дело он может поставить у нас или нет? — перебил Петр, нетерпеливо постукивая длинной тонкой ногой, обутой в грубый башмак. — Если да — скажи ему, что я хочу его нанять на русскую службу… Не кисни так, Александр, душа моя! Отсюда поедем в баню, потерпи.

— Да здесь разве же это баня… — горько пожаловался Меншиков. — Что они могут в этом понимать!.. Шафиров, будь другом, спроси у него: баня хорошая у них тут есть или нет?

Выслушав вопрос, Ньютон сделался сер. Сомнений больше не было: подлец Лейбниц подослал этих проходимцев, этих хулиганов, чтобы еще раз унизить его, Ньютона, выставить его на посмешище. Весь мир ополчился против него, он один в целом свете — но он выстоит, его открытия обессмертят его имя, и только мерзавцы и дураки этого еще не понимают.