Евреи в русской армии: 1827-1914 - [56]

На сей раз следствие велось более пристрастно, чем в 1857 г. Комиссия действительно пыталась разобраться, что же произошло в Киевских учебных ротах, хотя, как и раньше, всем военным чинам предписывалось не давать делу огласки. Сами кантонисты решили быть более откровенными. Во всяком случае, механизм обращения малолетних евреев в православие обрисован в их допросах весьма красноречиво. Александр Хуне, малограмотный, шестнадцати лет, из евреев Варшавской губернии Кутновского уезда местечка Гомбии, рассказал, что «дядька Мостак» (кантонист из служивых) уговаривал его, двенадцатилетнего, согласиться на крещение, а если не согласится — будут сечь розгами и не дадут есть. Ивана Новикова, также из евреев Варшавской губернии, «дядька Свинтовский» бил палкой, после чего он заболел и был отправлен в госпиталь, а потом в деревню на поправку. Когда же его вернули обратно в батальон, дядька Свинтовский снова стал принуждать и бить его. На вопрос комиссии, почему же он не объявил об этом, Новиков ответил, что «кантонисты всегда били тех, кто скажет о насильном обращении в православие». Кантонист-выкрест из евреев Мильштейн бил каталкой по рукам в течение двух недель еврея-кантониста Викентия Дамского из Люблинской губернии, Челецкого уезда. Через две недели, стоя перед фронтом, фельдфебель Антонов объявил: кто не желает креститься — выйти из строя. Дамский вышел. Антонов ударил его два раза по лицу рукой и сказал: «Постой, подлец, я тебе дам». На другой же день Дамский был насильно окрещен. Евсей Вайцман, еврей из Радомской губернии, рассказал на следствии: капитан Бородин приказал фельдфебелю Антонову, чтобы «до завтра все пожелали креститься». Тогда его и еще нескольких мальчиков стали бить линейкой по рукам и каталкой по подошвам ног, а через два дня забрали нескольких человек в церковь «без всякого познания молитв». Евсею Гройскопу Радомской губернии Сандомирского уезда местечка Кийматова «дядька» колол иголкою пальцы и ставил ногами на горячую жесть. Затем его повели в церковь, где облили водой, т. е. окрестили, причем ни своего крещеного отца, ни матери Тройской не видел, иными словами — во время ритуала они не присутствовали. Жаловаться было некому: попытки добиться справедливости пресекались самым решительным образом. Аверкий Жирока, крещеный кантонист из евреев Плоцкой губернии Остромского уезда из села Зарам хотел подать жалобу, но его не выпускали из казармы и усилили побои^{412}.

Получив такие показания, следственная комиссия Управления впервые решила допросить с пристрастием и высокопоставленных участников дела, полковника Десимона и генерал-майора Базилевского. Вопросы, которые им были заданы, свидетельствуют о том, что комиссия была настроена решительно. Соблюдались ли меры убеждения и увещевания? Были ли крещены какие-нибудь кантонисты на третий — седьмой день пребывания в батальоне? Каковы причины болезней отправленных в лазарет Железнова, Гройскопа и Новикова? Врач Лукин отверг подозрение в том, что кантонисты поступили с увечьями. Указав даты прибытия кантонистов в госпиталь и даты их выписки, он сообщил диагноз: горячка. Генерал-майор Базилевский признал все показания кантонистов несправедливыми, «произошедшими по подговору каких-либо евреев, всегда способных и склонных ко всякого рода пронырству». Командир 2-й учебной бригады отметил, что, когда он инспектировал Киев и окружающие деревни, где располагались учебные роты кантонистов, ни один из кантонистов не высказал никаких претензий, и вообще он «ничего подобного не слыхал». Поручик Бородин пытался оправдываться, признав, что «склонить евреев к принятию православия и научать в короткое время тех, кто изъявлял желание, возлагалось на кантонистов-дядек». По утверждению Бородина, «многие согласились добровольно, потому что кантонисты-выкресты называли их в батальоне жидами». А полковник Десимон в докладе по Управлению училищ заявил, что все показания кантонистов — выдумки и что никаких принуждений не существовало^{413}.

Единственное, чего не учел Десимон, — наступила другая эпоха. Именно об этом свидетельствует развитие следствия. Комиссия не пошла на поводу у армейского начальства. Члены комиссии рассуждали так: если Гройсман был в лазарете с таким серьезным диагнозом, как горячка, вряд ли ему хватило недели (с 10 по 18 июля 1854 г.), чтобы выздороветь. Значит, врач Лукин лжет. Вероятно, он получил соответствующие инструкции генерал-майора Базилевского. Значит, и Базилевский лжет. А подговорил его, вероятно, полковник Десимон. Это вовсе не означает, решили в комиссии, что военное начальство следует призвать к ответственности. Тем не менее комиссия пришла к выводу, что показания кантонистов заслуживают уважения. По результатам работы комиссии было принято несколько решений, из которых два — нечто неслыханное в армейской практике. Генерал-майору Базилевскому было сделано строгое замечание. Полковнику Десимону за то, что не расспросил ни нижних чинов, ни кантонистов, был объявлен строгий выговор. Кроме того, было решено «не предоставлять ему места в новом управлении военного ведомства» (при предстоящей реорганизации Департамента военных поселений в Управление военных училищ). Дело было отправлено киевскому генерал-губернатору на дорасследование. Вспомнили и о циркуляре 1849 г. — не применять к евреям-кантонистам никаких насильственных мер при крещении. Старый, десятилетней давности циркуляр Николая в конце 1858 г. был снова разослан по всем батальонам военных кантонистов. Военный министр подписал специальный циркуляр № 2400 и отправил его в Священный синод, на основании которого Синод издал распоряжение, подтверждающее запрет на насильное обращение кантонистов из евреев в православие