Эворон - [10]

— А ведь рыбак…

Все получалось у Анатолия.

Начали рубить новую баню — топор словно прилип к руке, ожила дедовская гуранская сноровка, дремавшая в парне. Пересел старший брат Александр на трактор — овощи пропалывать, Толька пригляделся, побегал за машиной и несколько дней спустя сам уселся за руль «Беларуси».

Зимой трудно в Ольгохте с рыбой. Что лежит с осени в подполах — тем и кормятся. Конечно, можно и подледным ловом побаловаться, но какой настоящий рыбак сядет возле лунки с дергалкой? Баловство это, для любителя.

Вычертил Анатолий свою подледную снасть. Кое-что от вентеря взял, кое-что сам придумал. Выточил в колхозной мастерской складные крючья, захватил капроновые сетки и ушел на лыжах к песчаному острову. Там пробил две лунки и закинул сеть. Приволок в село на лыжах, как на санках, добрый центнер щуки. Сдал на склад.

После первого года работы в колхозе назначили Анатолия помощником бригадира. С рыбаками обошел Бобриков ближние и дальние протоки, добрался даже до Амура, а по нему — к морю. Ловил рыбу в соленой воде.

Все было у Анатолия.

Изба была крепкая, на много лет вперед. А в избе — люди, любящие его, мать и брат с женой. В углу у кровати — толькина книжная полка. В каждую поездку сходил Бобриков на берег — село ли, город, заглядывал в книжный магазин. Потому что библиотека в селе маленькая и затрепанная.

Готовились и перестраивать избу, расширять — из-за библиотекарши Нади, тонкого сложения городской девчонки. Приехала она в Ольгохту отрабатывать два года после института, сторонилась рыбаков, а потом к Марии Федоровне, матери Тольки, зачастила — учиться стряпать по толькиному вкусу.

Был у Анатолия и душевный, «свой» человек.

«Своего» человека встретил Анатолий на море, у Татарского пролива.

Случилось это так. Вечером прикатил на газике в рыбацкий стан колхоза представитель из района. По фамилии Дымов. Море, похоже, готовилось к шторму. Восточный ветер гнал волну, пена достигала палаток. Рыбаки затащили лодки подальше на песок.

Дымов был небольшого роста, скуласт и молодцеват. Кепка надвинута на лоб. Габардиновый не по времени плащ, сапоги. Торопился он на какое-то важное совещание на остров, что в двадцати милях.

— Помогите, рыбаки, добраться. Люди ждут, — попросил он.

Рыбаки, конечно, посмеялись. Кому охота выходить в море накануне шторма на утлом судне? Верная гибель, если учесть метеосводку и расстояние. Небось, не сорвется собрание и без районного представителя.

— Значит, боитесь, — невесело решил Дымов.

— Не боимся, а понимаем, — рассердился бригадир. — Тебе, молодой человек, заседать не терпится, а у нас дома дети. Кто пойдет сегодня в море — не ровен час, сирот оставит.

— Неужто неженатых в бригаде нет? — усомнился гость.

— Я один, — отозвался Бобриков.

— Пойдешь?

Анатолий зло посмотрел на Дымова.

— Пойду.

Море набросилось на плоскодонку. На гребнях мотор работал вхолостую, руль вырывался из рук. Высокая волна ударила Анатолия в спину, и он упал на сети и якорь. Когда очнулся — увидел Дымова на руле. Кепки на нем уже не было, дождь струился по волосам. Лодка трещала. «Все», — подумал Бобриков.

На острове Дымов сдал Анатолия медсестре. Вечером пришел проведать. И Бобриков заметил, что человек из района совсем не так молод, как вчера показалось. Возле глаз — паутина морщинок. «А ведь у тебя у самого, поди, дети есть…» «Трое», — улыбнулся Дымов.

После этого они не виделись несколько лет. Вторая встреча произошла в тайге под Хабаровском, когда Бобриков служил в армии. Дымов приехал на учения с полковым начальством. Увидел его Анатолий — сердце забилось. Толкнул локтем соседа: «Тот самый». Дымов тоже узнал его и к ужину пришел в толину палатку, как к старому приятелю.

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

Много забот доставляет рыбакам кета.

Мало того, что нужно предугадать время рунного хода, встретить рыбу во всеоружии. Отловить — тоже мало. Нужно тут же обработать улов. Кету коптят, солят на разный лад. Два надреза на спине — малосольная. Еще два у плавников плюс набор специй — пряного посола. Самый ценный, семужный, посол требует более сложной технологии. Все должны уметь рыбаки.

Но приготовление красной икры — привилегия немногих.

Есть авторитетные рецепты «бывалых» людей: подержал ее с полчаса в соленой воде — и икра готова. Не верьте.

На самом деле икорный мастер должен сначала сварить тузлук, специальный солевой раствор, причем точного, окончательно выверенного его состава не существует. Плотность и насыщенность диктуются качеством имеющейся икры.

Пока тузлук отстаивается в чанах, начинается обработка самой икры. Осторожно, чтобы не повредить икринки, отделяются ястыки. Затем масса охлаждается, пропускается через сита и грохоты, чтобы отслоились тончайшие пленки. И вот икра погружается в тузлук. Несколько часов — и она начинает всплывать. Ее отстаивают и выгружают на стеклянный стол. Под стеклом — сильные лампы. Мастер просматривает буквально каждую икринку, определяя по цвету готовность, вводит в икру антисептики, буру, другие компоненты — все меряется миллиграммами и чутьем.

Но довести приготовление до конца помогает мастеру еще одно, последнее и самое главное его качество… Названия этому качеству пока не придумали. Оно сродни абсолютному слуху у музыканта. Сколько людей играют на инструментах, но абсолютный слух — у единиц. Есть у немногих икорных мастеров свой «музыкальный» слух. Он — в пальцах. В их особой чувствительности. Когда икра прошла все этапы приготовления, мастер легко проводит по ее слою подушечками пальцев. И произносит окончательный приговор: «Готова».