Евней Букетов - [168]

…Я уже говорил о том, насколько опасна погоня за занимательностью и излишняя беллетризация. Однако элементы художественного осмысления отдельных фактов из жизни большого человека, наверное, необходимы, ибо все же надо стараться представить читателю зримый облик человека, а это можно сделать, описав его деяния динамично и объемно. Надо стараться, чтобы жизнеописание было по возможности нескучным, особенно, когда речь идет о таком жизнерадостном и оптимистичном человеке, каким был Каныш Имантаевич. Один из специалистов в этой области недавно назвал биографии, публикуемые под рубрикой «ЖЗЛ», художественным жанром, чем изрядно расстроил меня. Я совершенно не уверен в том, что мне удастся эта сторона при выполнении поставленной задачи. Но, мне кажется, право автора на элементы художественной интерпретации в некоторой степени облегчает дело, так как он получает определенную свободу действия для предположений и гипотез, для отображения в тех или иных случаях действий и поступков, которые, возможно, на самом деле не имели места, но могли быть с точки зрения исторической верности и жизненной правды. Словом, трудностей предвидится довольно много. Наш первый академик, слава нашего народа, в устах дореволюционного акына, поэта-импровизатора, выглядел бы былинным богатырем, ибо он поистине достоин монументальных и эпических произведений. Ныне на это, вероятно, необходимо время. Произведения непреходящего значения не создаются вдруг. А наша молодежь, наш читатель хочет знать об академике подробно и больше сегодня, сейчас. В связи с этим постараемся выполнить эту задачу в чрезвычайно скромных пределах, стараясь хотя бы отдаленно приблизиться к его сложной и неисчерпаемой духовной сути, опираясь на документы и факты. Будем стараться отбирать то, что будет казаться, на наш взгляд, самым характерным, самым ключевым, и строить на этом наши суждения».

Как видно из этого своеобразного вступления к повествованию (следует учесть, что мы его представили в более сжатом виде, сохраняя лишь главные мысли автора), Евней Арыстанулы довольно подробно пояснил свою основную цель, исходя из вопроса: «Как воссоздать в книге необъятную фигуру Сатпаева?» Он всесторонне продумал подходы к осуществлению этой задачи, показал, с каким багажом подступает к теме, тем самым ясно представил фабулу — стержень, на котором будет строиться повествование. Внимательному читателю понятно, что это предисловие написано в особом ключе, оно в корне отличается от привычных документальных произведений. Автор не скрывает от Таисии Алексеевны, что хочет показать богатую событиями совместную, счастливую и содержательную работу ученых-геологов, проживших тридцать восемь лет под одной крышей. Ориентируясь на главные вехи в биографии своего героя, он предполагал описать личную жизнь Канеке в тесной связи с его научной и производственной деятельностью. Это желание автора. А как получится? Покажет время.

Первые главы повествования дались нелегко. Все же после многомесячных терзаний ему удалось войти в ритм произведения. Стояла золотая юсень 1973 года — пора трудов и вдохновения.

Об этом мы узнаем из письма Таисии Алексеевны от 12 октября: «Спасибо за поздравление с праздником. Более того, меня порадовала приписка к поздравлению, что Вы начали писать о Каныше Имантаевиче. Пословица говорит: «Лиха беда начало». Может быть, это начало вдохновит Вас и Вы будете находить время для этой работы. А я буду об этом молиться Аллаху, так как здоровье мое разрушается на глазах и хочется быть уверенной, что это дело не замрет…»

Работа его набирала обороты. Рука просилась к перу, перо — к бумаге. Даже во время утренних пробежек он обдумывал текст, нужные слова, сравнения, фразы, произнося и проверяя их на слух. Придя домой, быстро приняв душ, сразу садился за письменный стол. Память у него была феноменальной: ни одно слово, ни одну фразу, сложенную на бегу, он не забывал. Утренняя свежесть, бег на чистом воздухе всегда прекрасно действовали на него, бодрили, и мозг хорошо работал, мысли текли легко, обгоняя одна другую, и за утро рождалось три-четыре страницы текста…

Супруга Зубайра в такие счастливые часы старалась его не беспокоить, не приглашала к телефону, к утренним визитерам, даже и на завтрак. Ждала, пока он, выполнив утреннюю «норму», выйдет из кабинета. Из-за полуоткрытой двери она лишь наблюдала за ним, склонившимся над столом, стараясь не греметь посудой при приготовлении завтрака, чтобы не отвлекать его от работы.

Писатель Аксслеу СЕЙДИМБЕК. Из дневника:

03.12.1973 года. «Был дома у Ебеке. Он мне прочитал первые главы своего нового произведения о Каныше Сатпаеве. Основательно описана среда и окружение великого человека, аул, где он родился и вырос. Без лишнего художественного вымысла нарисована картина старого аула. По этому поводу сам Ебеке высказал такую мысль:

— Долг тех, кто в жизни встречался с Канеке, получил от него наставления — запечатлеть это, как было, и оставить потомкам. Это фундамент будущих художественных произведений.

Далее он завел разговор о своих писательских муках. Оказывается, из того, что уже изложил на бумаге, он многое перечеркивает, убирает, заново переписывает. После этого говорили о том, что надо уметь выбрать из множества источников — самые нужные. Он мне показал пять или шесть папок материалов, собранных о Канеке».