Евангелие от Рафаила, или Всё путём - [6]

Всев, покинули мы рюкзаки на полках и проследовали в вагон-ресторан, расположенный через десять вагон-сортиров от нашего. Путь наш пролегал сквозь плотную, как вода, духоту, в окружении полуголых, липких и скользких от пота, тел, заполнявших деревянные вагоны вплоть до загаженных тамбуров.

Усевшись за столик, узрел Вриосекс грудастую официантку, потные прелести которой обнажались в круглом вырезе платья, и довольно гоготнул, пытаясь привлечь внимание оной. Невысокая сия девица, ведомая магнетизмом и телепатией, тотчас осознала, кто среди нас Вождь, и на потуги Вриосекса не ответствовала. Раскачивая прелестями перед лицом Вождя и нарочито склоняясь, дабы Он мог через вырез узреть и всё остальное, поднесла она командору сокровенные сосуды с драгоценным в этих краях пивом и изобразила лицом, а также телом, что ещё и не то может поднести. Вриосекс заскрипел похотливо зубами.

ТЕЛОМ МОЖНО СКАЗАТЬ МНОГОЕ

(М.ПЛИСЕЦКАЯ. ТЕЛЕИНТЕРВЬЮ)

Командор же сидели молча и величественно, общаясь о окружающим народом. Напрасно Вриосекс метнул на свою чащу весов целых двадцать копеек якобы "на чай" - прелести девицы были не для него доступны, не для него они колыхались, не для него были покрыты рабочим потом. Забыл он в похоти своей, что главным делом, коего ради и был он Командором вызван к самостоятельному существованию, есть забота об утолении не собственных мерзких, а благородных Командорских вожделений с потребной частотой. Забыл - и был справедливо покаран: не от бога, не от Командора, но от простой девицы, кою смело уподоблю Марии Магдалине, Ибо как та обрела очищение в любви к Господу, так и упомянутая с прелестями - в пренебрежении корыстными дарами Вриосекса ради бескорыстных чувств к Командору.

Откушав, Вождь сотворили за окнами цель нашего переезда - город Галич, не менее древний, чем Кострома, но ещё более захудалый. Сотворяя его в полном соответствии с указаниями путеводителя, Командор однако оставили Господу устройство в оном Галиче погоды, вследствие чего и здесь солнце стояло в зените по-видимому ещё с рассвета.

Начфин со злобой отодрал от бюджета копейки, необходимые для оплаты камеры хранения и, освобождённые от рюкзаков, вышли мы вслед за Командором на привокзальную площадь, окаймлённую очередями к рейсовым автобусам. Обозрев для приличия расписание, двинулись в город, не боясь сбиться с пути, ибо он начинался за углом главной и бесконечной по длине улицей Свободы.

Свобода была привычно ограничена пережитками прошлого в виде деревянных домов, бездействующих водопроводных колонок и унылых каменных сооружений с кумачовыми лозунгами на облупленных стенах. В светлых далях Свободы туземцами обещалась нам - и притом "уже недалеко" - Рыбная Слобода с Галичским озером и пляжем. Туда и повлеклись мы на предмет омовения тел и отдыха.

Как же обманчивы перспективы Свободы! Уже пересекли мы обширную, как плоскогорье Гоби, городскую площадь; уже прошли базар, где Начфин, обалдев от жары, собственноручно растратил казённые средства на приобретение малосольных огурцов, оказавшихся при надкусе просто солёными; уже вспахали пыль деревенских улиц Свердлова и Калинина, спасаясь на обочины от тяжело переваливающихся через ухабы грузовиков, - а пляж всё так же маячил где-то в недосягаемой дали, до которой было, по заверениям прохожей старушки, "рукой подать", а точнее - несколько километров.

Перо дрожит, пытаясь описать муки, перенесенные в унылом, как исход из Египта, странствии нашем через выжженный солнцем город Галич, протянувшийся по берегу одноимённого озера на десять с лишним - о, явно с лишним! - километров, каждый из которых мы измерили опухшими ногами. И что же узрели мы, достигнув берегов обетованных?! Гумно с чахлой травкой, усеянное коровьими лепёшками да пустыми бутылками. Несколько мужчин, надсадно крякая, играли "в мячика", а несметные стаи ребятишек плескались в жидкой грязи, именуемой водами Галичского озера. На берегу, среди грузовиков и волейболистов - две фанерные раздевалки, хлипкие мостки, рассохшиеся лодки...

Прошествовав по мосткам, прыгнули в зелёную воду, уйдя по бёдра в жижу и подняв окрест себя неоседающую муть. Поплыв, хлебали оную муть, тщетно выплёвывая её в муть же и непрестанно ощущая пупком илистое дно. Вследствие чего, прокляв озеро, выбросились на берег, под могучее дерево, по заверениям Главкульта, - дуб.

ПОЛУЧИВ ПРИВАЛ, НЕ ЗАБУДЬ, КТО ЕГО ДАЛ

(КОМАНДОР)

Из сна под деревом вырваны были небесным громыханием, оказавшимся, впрочем, столь же тщетным, как туалетные потуги Командора и похотливое чмыканье Вриосекса. Одиноко упавшая на Широкие Массы капля была при ближайшем рассмотрении квалифицирована с сильным запахом птичьего кала.

Добежав до улицы, хлебнули холодной воды из колонки и рейсовым автобусом доехали до плоскогорья Гоби. Определившись по компасу, вывели нас Командор на окраины этой асфальтовой пустыни, где на втором этаже деревянного дома обреталась столовая под вывеской "Ресторан". Умолчу о гуляше из вымени, которым город Галич откликался на жгучие потребности желудка; умолчу об яичнице из яиц, разбитых позавчера и зажаренных накануне; умолчу о сметане, над которой в стакане стоял сантиметровый слой мутноватого отстоя. Умолчу о пище, ибо даже она не смогла воздействовать на Командора и, стало быть, не соответствовала даже и этой последней функции. Довольно сказать лишь, что введенных калорий нам едва хватило добрести до бывших крепостных валов. В тени валов рухнули мы наземь и стали ждать заката беспощадного светила.