Евангелие от козы - [34]

Под ногами чавкала грязь, глубокие лужи постоянно преграждали путь, то ругаясь, то плача замёрзший Клик тащился по превратившейся в болото равнине. Поначалу юноша пробовал обходить особенно широкие лужи, но силы таяли и он наплевал не только на лужи, но и на небольшие озерца — быстрее! Пока ещё несут окоченевшие ноги! И то, что иногда случалось проваливаться с головой, уже не пугало Клика: течения в лужах не было, а после борьбы с могучей рекой он настолько усовершенствовался в плавательном мастерстве, что мог не опасаться стоячей воды — ха, ха, ха! Теперь он не утонет не только в поганой луже, но и в самом бездонном озере — ха, ха, ха!

Однако, как ни бодрился Клик, силы таяли, а холод настолько сковал мышцы, что юноша начал спотыкаться и падать. Проклятиями, руганью и плачем поднимая себя, чтобы через сорок, пятьдесят шагов снова упасть. А горы, казалось, не приближались — смутно видимые сквозь сетку дождя, они будто бы убегали от ищущего укрытия юноши. По счастью, замёрзшие крокодилы не обращали внимания на смертельно уставшего путника — даже если он проходил в шаге от страшных пастей. Увы, силы таяли, и холод всё сильнее сковывал ноги.

Упав в очередной раз, окоченевший юноша почувствовал, что воля к борьбе у него полностью иссякла — хватит! Он замёрз до такой степени, что больше не страдает от холода! Зато каждое движение онемевших ног превратилось в сущую муку! Так зачем, спрашивается, зря истязать себя, затягивая агонию? Всё равно у него не хватит сил, чтобы дотащиться до коварно отступающих гор. Не говоря о том, чтобы искать пещеру, сухой хворост, осколки кремня и разводить огонь. Нет! Остаться здесь, распростёртым в грязи, и пусть его бесчувственно тело сколько угодно поливает холодный дождь — ему уже всё равно! Жить или умереть — не имеет значения! Хотя — нет, имеет: умереть несравненно лучше. Переселиться на Нижние Пастбища, где нет ни голода, ни холода, ни иных страданий — ничего, лучше этого, в его положении быть не может. Умереть, уснуть…

…да, но его Мана? Которая так необходима людям-Ящерицам? Его высокое предназначение? На которое так надеется старик-Олень?

Мысль о своём избранничестве заставила Клика приподнять голову и посмотреть в сторону гор — Де-Рад побери! Да до больших валунов у подножья не дальше двухсот шагов! Оказывается, горы никуда не отодвигались! Ему, ковыляющему в полубреду, это просто померещилось! Даже если окоченевшие ноги не смогут больше сделать ни шага — он проползёт это жалкое расстояние! И Клик пополз. И скоро почувствовал боль в онемевших ногах. А боль — это жизнь! Сделав мучительное усилие, воспрянувший духом юноша поднялся с земли и, покачнувшись, шагнул в сторону близких гор.

Последнее, что запомнил Клик, это неглубокий грот, в котором он оказался после долгого карабканья по мокрым, скользким камням. Затем в памяти юноши случился большой провал. Верней, не провал — замёрзшим до посинения телом овладела жестокая лихорадка. Озноб сменился жаром, и душа Клика переместилась в обитель бога-дракона Рарха — на берега огненной реки. Но в этот раз среди пылающих скал не было ни шамана Огра, ни самого, в облике крылатого Бегемота вознёсшегося на Небо бога — только кипящая сера, пылающая смола да добела раскалённые камни. И хотя душа юноши не чувствовала боли от ожогов, перспектива долгого одиночества в этом ужасном месте сжала тоской сердце Клика: добрая богиня Айя, сжалься над заблудившимся путником! Поскорее отведи его душу в обитель Де-Рада — на благословенные Нижние Пастбища! Где нет ни тоски, ни слёз, ни горестных воздыханий! Сжалься, богиня Айя! И Айя сжалилась — среди пылающих скал вдруг появилась девочка-Пчёлка, приблизилась к отчаявшемуся юноше, и бережно взяла его за руку.

— Урсик, а я тебе говорю, сходи в нижнюю пещеру!

— В какую нижнюю пещеру? — услышав странную просьбу только что проснувшейся сестры, юноша-Леопард решил, что Пчёлка находится в состоянии сонного морока, и сама не понимает, что говорит. — Проснись, Мара! Чуешь, какой ливень? За ветками для коз, — а к этому времени Урсу удалось изловить шестерых рогатых обжор и трёх козлят, — и то идти не хочется, а ты говоришь — в пещеру! Проснись, Мара, раздуй огонь и обжарь мясо!

— Нет, Урсик, я не сплю. Понимаешь, в нижней пещере — Клик. Я только что видела его душу на берегу страшной огненной реки и узнала, что тело Клика сейчас в нижней пещере. Ну, в той, в которой мы спаслись, убежав от потопа.

— Погоди, Пчёлка, тебе это наверняка приснилось, — понимая, что ему не отделаться от приставучей сестры, юноша-Леопард тянул время, — вот позавтракаем, и тогда…

— Ничего не тогда! — перебила Мара, — сейчас! Если тело Клика немедленно не перенести в тепло, то он умрёт и его душа застрянет на берегу огненной реки! Пойдём, Урсик!

— Ага! Тебе с больной ногой, — а пятью днями ранее свалившаяся с крутого откоса девочка так растянула связки, что, несмотря на тугую кожаную повязку, до сих пор хромала, — только и лазить по скользким скалам! Под проливным дождём! Нет, Пчёлка, если ты так настаиваешь, пойду один. Конечно, никакого Клика там нет, но если тебе привиделось…