Евангелие от Ивана - [15]
Глава пятая
Служба и жизнь у Василия Филимоновича Триконя резко повернули в лучшую сторону после того, как он в Шарашенске задержал матерого бандита и спас от уничтожения колхозную теплицу во время балетно-бульдозерного праздника «Наша ода каждому огороду!» из цикла «Бой нетрудовым доходам». На него свалилась слава. На целой полосе рассказывалось о его подвиге в шарашенской газете «Вперед!». Даже по центральному телевидению его, как достойного представителя скромнейшей армии участковых уполномоченных, показывали. Между прочим, у него не было лиловых фонарей под глазами — их перед съемкой какая-то настырная телевизионная дама подмалевала. Геройский бинт вокруг головы намотала и красной краски плеснула.
— Вася, как посмотрел я на тебя, так и подумал: все, лучший участковый лучшего отделения столицы отходил свое! — воскликнул подполковник Семиволос, когда Триконь появился перед ним собственной персоной.
— Да я ничего… — вроде бы как доложил начальнику Триконь. — Я-то его уделал, да дружинники с сержантом набросились. И дали жару. Шесть швов…
— Бывает. До пенсии заживет. Тебе в госпиталь, судя по всему, ложиться некогда: журналисты мне звонят каждые десять минут. Я тут насчет ордена поинтриговал — может, медаль дадут, ну и насчет присвоения звания капитана в очередной раз подумал, — как бы отчитался в свою очередь и Семиволос.
Короче говоря, на Василия Филимоновича посыпались поощрения. Председатель колхоза из Больших Синяков прислал благодарственное письмо и подарок — набор ножевилок с цветным портретом неутомимого рационализатора жизни и академика науки Аэроплана Леонидовича Около-Бричко. «И тут достал!» — упал, было, духом герой охраны порядка, но в тот же день Петровка, 38 наградила его почетной грамотой и премией в размере месячного оклада, а министр отметил именными часами. Его стали приглашать на всякие телевизионные посиделки. Хорошо хоть недалеко добираться — Останкино, можно сказать, соседний участок соседнего отделения милиции. Дело дошло до того, что с ним, как в деревне, стали здороваться совершенно незнакомые люди.
Сослуживцы подначивали, из зависти, наверное, и совсем уж надоели вопросом: «Почему наш Анискин не по форме одет?». То есть, почему не в погонах капитана?
— Никак нет, по форме — приказа не было.
— Как — не было? — удивлялись сослуживцы и говорили, что капитан Сучкарев, участковый из Больших Синяков, сумел использовать этот шум и перевелся в аппарат министерства чуть ли не на полковничью должность.
— Заливайте дальше, — разрешал Василий Филимонович, не веря в столь мощный карьерный взлет Сучкарева.
— Он академию закончил, а наш Вася — ПТУ? Тракторист-машинист широкого профиля? Не ВПШ даже, а ТМШП — тэмэшэпэ… А бульдозерист какой крутой — вся страна знает! — как только начинались такие вот подначки, так Василий Филимонович сразу же отправлялся на вверенный участок.
С орденом-медалью и со званием тянули. Семиволос вначале при встрече разводил руками, не понимаю, мол, чем они там думают, а потом словно бы забыл о своих представлениях начальству. Больше Василий Филимонович начальнику не напоминал, хотя мысленно общался с Семиволосом по этому поводу по несколько раз на дню.
«Не до этого, наверное, Вася, им сейчас. Перестройка!», — утешал в этих сеансах связи начальник.
«Июнь, июль, уже август пошел», — загибая пальцы, жаловался Триконь.
«Вася, ответа на такие дела можно всю жизнь прождать и ничего не дождаться. Со званием тебя уж никак не могут обойти. А с орденом… Потом, через полвека, твоим внукам скажут: ваш дед был награжден орденом, позвольте обогатить вашу семейную шкатулку… Если в течение месяца не среагировали, то и не среагируют. Примета верная. Поскольку порядок такой: месяц дается на подготовку ответа. Наберись терпения до Дня милиции — если и к празднику не обломится, то забудь про орден и про медаль. Эх, не дарил бы тебе министр часы — скажут еще, что два поощрения за одно и то же не положены», — продолжал утешать Семиволос и приказывал не придавать значения бюрократической волоките.
«Есть не придавать значения бюрократической волоките, товарищ подполковник!» — лихо брал под козырек Василий Филимонович, удивляя прохожих на улице совершенно неожиданным отданием чести да еще неизвестно кому.
Но слава пошла как бы по второму кругу. Начало ему положила якобы комсомольская журналистка. Василий Филимонович вначале подумал, что она еще школьница и сотрудничает в газете, чтобы потом поступить на факультет журналистики. Когда впервые на нее взглянул, в душе сразу же шевельнулось чувство жалости. От горшка три вершка, ни рожи, ни кожи, к такой и по пьянке никто приставать не станет. Прыщи, очки и сигарета в зубах. Пальчики крохотные, как у обезьянки, а голос хриплый, чуть ли не бас.
Расслабился Василий Филимонович в беседе с нею, вальяжно ссылался на публикации в других изданиях, предъявлял их собеседнице, поскольку полный комплект газетных и журнальных вырезок всегда носил в командирской планшетке. Она записывала его рассказ на магнитофон, помечала что-то в блокноте и лишь изредка задавала уточняющие вопросы.
