Евангелие от Антона - [18]
Вообще–то, противоречий в Новом Завете много, кто–то даже подсчитал, что их около шестидесяти. В Ветхом же Завете их ещё больше. Не говоря уж о том, что Господь и Моисей там вообще изображены, по сути дела, тиранами и извергами. Верующие, в основной массе своей, из Библии читавшие разве что только Нагорную Проповедь, обо всех этих противоречиях или не знают, или и знать не хотят. Церковников же, Библию штудирующих, эти противоречия не смущают. Наиболее образованные из них как раз и должны заниматься тем, чтобы имеющиеся противоречия как–то толковать, находить им объяснения. Это их работа.
В спорах с критиками религии самый первый довод этих защитников такой: критика религиозных противоречий — это, видите ли, «агрессивная форма атеизма». То есть, церковники в споре с вами сразу же берут себе большую фору. Это вы не истину, значит, ищете и пытаетесь в чём–то разобраться, а всего лишь свою агрессивную атеистическую сущность проявляете.
Они ведь в «риторике» сильно преуспели. Например, другой, обезоруживающий вас довод: «Библия не есть истина, а лишь указание на неё». Вот теперь и поспорьте…
Или так. Есть научный факт, есть исторический, а ещё, оказывается, есть «факт веры». Вот я верю, и всё! А против веры какие могут быть доводы? И вера в доказательствах не нуждается! Если ей нужны доказательства — это уже не вера. На этом спор с вами окончен.
Ещё раз скажу, что немалая часть из тех, кто причисляет себя к верующим, в основы своей веры не вникают. Всё на уровне ритуалов. Какие–то запреты и положения выполняют — в Духов День нельзя с землёй работать, в «чистый четверг» порядок в доме навести, в Пасху есть куличи и крашеные яйца и т. д. Постятся, правда, немногие. Кто–то в церковь ходит, какие–то молитвы знает. Из интеллигенции теперь ещё многие о духовном говорят. А вот уж власть — так те, конечно, сплошь «верующие». За ними и олигархи тянутся.
Церковники разрешают любые противоречия. Как они говорят — «теология изучает Текст», с большой буквы — Текст. Не изучение жизни и её законов, а изучение Текста и толкование догм. Существует даже такая наука — герменевтика — это наука о толковании и понимании текста. По цитате из Евангелия от Луки приводятся, например, слова блаженного Феофилакта Болгарского (11–12 век):
«Смотри же, в простоте своей и неопытности не соблазнись сим изречением. Ибо Человеколюбец не бесчеловечию учит, не самоубийство внушает, но хочет, чтобы искренний Его ученик ненавидел своих родных тогда, когда они препятствуют ему в деле богопочитания и когда он при отношениях к ним находит затруднения в совершении добра. Напротив, когда они не препятствуют ему, Он учит даже почитать их до последнего издыхания… Он заповедует нам ненавидеть родителей тогда, когда они угрожают опасностью богопочтению. Ибо тогда они уже не родители, не родные, когда противодействуют нам в столь полезном деле».
То есть, если родители «угрожают опасностью богопочтению», Человеколюбец наш «хочет, чтобы искренний Его ученик ненавидел своих родных».
Толкователи Библии говорят ещё так:
«В Новом Завете нет заповеди любить ближних своих, а есть заповедь первая и высшая — возлюбить Бога всем сердцем, всей душой и всем разумом, и вторая, подобная ей — возлюбить ближнего (в единственном числе сказано) как самого себя».
Про «единственное число» они особо подчёркивают. И добавляют слова Преподобного Серафима Саровского:
«…только то добро имеет цену и в этой жизни, и для вечности, которое сделано Христа ради».
О «возлюби ближнего своего» мы совсем, оказывается, неправильно понимаем — ближний, которого мы должны любить, у нас один, в «единственном числе». А «цена для вечности» чего–либо, сделанного ради него, Христа то есть — это, надо понимать, условие возможного направления в рай.
Любое, кажущееся вам противоречие, однозначно толкуется в пользу «богопочитания», абсолютного подчинения Господу, то бишь — Церкви, вплоть до ненависти к своим родным и близким.
На одном из религиозных сайтов как–то прочитал такой образчик «толкования»:
«О. Иннокентий Павлов пояснял, что в семитских языках вообще отсутствуют сравнительные степени. Интересно, а что в них есть, чего нет в русском языке? В любом случае, встаёт проблема: как сказать: я люблю мороженое больше пива? Приходится говорить: люблю мороженое, а пиво ненавижу. Разумеется, в таких языках слово «ненавидеть» не означает «злиться», «презирать» и т. п. Так что эта корявая фраза евангелиста Луки (у Матфея подправлено) — драгоценный отзвук арамейской речи самого Иисуса. Это Он так не по–русски выражался, хотя и был, если верить некоторым, славянином».
Это переводчики во всём виноваты! В семитском языке, оказывается, для того, чтобы сказать, что я люблю Христа сильнее, чем своих родителей, приходится говорить — «я Христа люблю, а родителей ненавижу». Хотя под ненавистью в этом случае не понимается «злиться», «презирать» и т. п. Перевели же всё в буквальном виде. Феофилакт Болгарский зря, выходит, старался, растолковывал «корявую фразу евангелиста Луки». А у Матфея кем «подправлено»? Им самим, или переводчиками? Всё просто объясняется — технические огрехи при переводе. То есть, теперь, чуть что — противоречия можно и на перевод списать. Но тут опять опасность — так же вообще можно подвергнуть сомнению все канонические тексты. Тут уже и до ереси недалеко…
Бьяртни Гистласон, смотритель общины и хозяин одной из лучших исландских ферм, долгое время хранил письмо от своей возлюбленной Хельги, с которой его связывала запретная и страстная любовь. Он не откликнулся на ее зов и не смог последовать за ней в город и новую жизнь, и годы спустя решается наконец объяснить, почему, и пишет ответ на письмо Хельги. Исповедь Бьяртни полна любви к родному краю, животным на ферме, полной жизни и цветения Хельге, а также тоски по ее физическому присутствию и той возможной жизни, от которой он был вынужден отказаться. Тесно связанный с историческими преданиями и героическими сказаниями Исландии, роман Бергсвейна Биргиссона воспевает традиции, любовь к земле, предкам и женщине.
Война рождает не только героев. Но и героинь. 1935 год. Войска Муссолини вот-вот войдут в Эфиопию. Недавно осиротевшая Хирут попадает служанкой в дом к офицеру Кидане и его жене Астер. Когда разражается война, Хирут, Астер и другие женщины не хотят просто перевязывать раны и хоронить погибших. Они знают, что могут сделать для своей страны больше. После того как император отправляется в изгнание, Хирут придумывает отчаянный план, чтобы поддержать боевой дух эфиопской армии. Но девушка даже не подозревает, что в конце концов ей придется вести собственную войну в качестве военнопленной одного из самых жестоких и беспощадных офицеров итальянской армии… Захватывающая героическая история, пронизанная лиричностью шекспировских пьес и эмоциональным накалом античных трагедий.
Читатель, вы держите в руках неожиданную, даже, можно сказать, уникальную книгу — "Спецпохороны в полночь". О чем она? Как все другие — о жизни? Не совсем и даже совсем не о том. "Печальных дел мастер" Лев Качер, хоронивший по долгу службы и московских писателей, и артистов, и простых смертных, рассказывает в ней о случаях из своей практики… О том, как же уходят в мир иной и великие мира сего, и все прочие "маленькие", как происходило их "венчание" с похоронным сервисом в годы застоя. А теперь? Многое и впрямь горестно, однако и трагикомично хватает… Так что не книга — а слезы, и смех.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.