Евангелие Достоевского - [38]
Исключение составляет Николай Лесков. Этот даровитый русский писатель посвятил описанию быта и нравов духовенства несколько произведений. В одном из них – «Соборяне» – три главных героя: протоиерей Савелий Туберозов, священник Захария Бенефактов и дьякон Ахилла Десницын. Живут они в вымышленном городе Старгороде и все трое являются членами местной «соборной поповки». В романе много сатиры в гоголевском духе, но написан он с симпатией к духовенству. Другое сочинение называется «Мелочи архиерейской жизни» и представляет собой довольно занятное описание случаев – по большей части комичных – из жизни архиереев того времени; особое внимание уделяется Филарету Московскому.
Н. С. Лесков
Достоевский познакомился с Лесковым вскоре после возвращения из ссылки, когда тот еще был начинающим писателем. В течение нескольких лет Лесков печатался в журналах, которые издавал Достоевский. Однако друзьями они не стали. Более того, когда вышел роман «Идиот», Лесков публично раскритиковал его. Достоевский в долгу не оставался и критиковал сочинения Лескова в «Дневнике писателя», правда, достаточно сдержанно. В личной переписке он был более откровенен. По поводу одного из романов Лескова он замечает: «Много вранья, много черт знает чего, точно на луне происходит». Не нравится Достоевскому зацикленность Лескова на быте духовенства: «А какой он мастер рисовать наших попиков!» В черновых набросках Достоевского сохранилась даже такая эпиграмма:
Знакомясь с сочинениями Лескова, мы видим, что его всегда интересовала внешняя сторона церковной жизни. Она казалась ему занимательной, колоритной, и он с удовольствием ее описывал. Однако его сочинения лишены того благоговейного и трепетного отношения к Церкви, которое мы находим у Достоевского. И его совершенно не интересует то, что происходит на глубине церковной жизни: он все время скользит по ее поверхности. Не случайно писатель, более других потрудившийся в изображении церковного быта, кончил разрывом с Церковью и уходом в толстовство. Суть Церкви он не распознал, по-настоящему ее не полюбил, живого Христа не встретил.
Даже после смерти Достоевского Лесков продолжал поносить его: «Пишущий эти строки знал лично Ф. М. Достоевского и имел неоднократно поводы заключать, что этому даровитейшему человеку, страстно любившему касаться вопросов веры, в значительной степени недоставало начитанности в духовной литературе, с которою он начал свое знакомство в довольно поздние годы жизни и по кипучей страстности своих симпатий не находил в себе спокойности для внимательного и беспристрастного ее изучения. Совсем иное в этом отношении представляет благочестиво настроенный и философски свободный ум графа Л. Н. Толстого, в произведениях которого… везде видна большая и основательная начитанность и глубокая вдумчивость».
Насколько в этих язвительных суждениях Лесков неправ, в этом сможет убедиться всякий, кто прочитает раздел «Из бесед и поучений старца Зосимы» в романе «Братья Карамазовы». Здесь много замечательных страниц, в которых видны и глубокие познания в области святоотеческого богословия, и собственный религиозный опыт писателя, и его начитанность в Священном Писании, и знакомство с жизнью духовенства.
Вот, например, что старец Зосима говорит о приходских священниках: «Други и учители, слышал я не раз… как у нас иереи Божии, а пуще всего сельские, жалуются слезно и повсеместно на малое свое содержание и на унижение свое и прямо заверяют, даже печатно, – читал сие сам, – что не могут они уже теперь будто бы толковать народу Писание, ибо мало у них содержания, и если приходят уже лютеране и еретики и начинают отбивать стадо, то и пусть отбивают, ибо мало-де у нас содержания». Таким пастырям старец энергично возражает: «…Не круглый же год работа. Собери он у себя раз в неделю, в вечерний час, сначала лишь только хоть деток, – прослышат отцы, и отцы приходить начнут… Разверни-ка он им эту книгу и начни читать без премудрых слов и без чванства, без возношения над ними, а умиленно и кротко, сам радуясь тому, что читаешь им и что они тебя слушают и понимают тебя, сам любя словеса сии, изредка лишь остановись и растолкуй иное непонятное простолюдину слово, не беспокойся, поймут все, все поймет православное сердце!.. Нужно лишь малое семя, крохотное: брось он его в душу простолюдина, и не умрет оно, будет жить в душе его во всю жизнь, таиться в нем среди мрака, среди смрада грехов его, как светлая точка, как великое напоминание. И не надо, не надо много толковать и учить, все поймет он просто… Кто не верит в Бога, тот и в народ Божий не поверит. Кто же уверовал в народ Божий, тот узрит и святыню его, хотя бы и сам не верил в нее до того вовсе. Лишь народ и духовная сила его грядущая обратит отторгнувшихся от родной земли атеистов наших. И что за слово Христово без примера? Гибель народу без слова Божия, ибо жаждет душа его слова и всякого прекрасного восприятия».
Эти слова, во-первых, свидетельствуют о том, что Достоевский следил за дискуссией в церковной и светской печати о положении сельского духовенства. Надо сказать, что к духовенству своего времени Достоевский был настроен достаточно критично: «Ну кто всего ближе стоит к народу? Духовенство? Но духовенство наше не отвечает на вопросы народа давно уже. Кроме иных, еще горящих огнем ревности о Христе священников, часто незаметных, никому не известных, именно потому что ничего не ищут для себя, а живут лишь для паствы, – кроме этих и, увы, весьма, кажется, немногих, остальные, если уж очень потребуются от них ответы, – ответят на вопросы, пожалуй, еще доносом на них. Другие до того отдаляют от себя паству несоразмерными ни с чем поборами, что к ним не придет никто спрашивать». В поучениях старца Зосимы Достоевский устами своего героя говорит о том, как это положение можно исправить.
