Евангелие Достоевского - [37]

Старец Зосима

В романе «Братья Карамазовы» описывается, как старец Зосима выходит к народу, к нему теснятся женщины, одна из них стоит на коленях, «во взгляде ее было что-то как бы исступленное». Она рассказывает старцу, что «сыночка младенчика схоронила». Старец утешает ее: «Вот что, мать… однажды древний великий святой увидел во храме такую же, как ты, плачущую мать и тоже по младенце своем, по единственном, которого тоже призвал Господь. “Или не знаешь ты, – сказал ей святой, – сколь сии младенцы пред престолом Божиим дерзновенны? Даже и нет никого дерзновеннее их в Царствии Небесном: Ты, Господи, даровал нам жизнь, говорят они Богу, и только лишь мы узрели ее, как Ты ее у нас и взял назад. И столь дерзновенно просят и спрашивают, что Господь дает им немедленно ангельский чин”… Посему знай и ты, мать, что и твой младенец наверно теперь предстоит пред престолом Господним, и радуется, и веселится, и о тебе Бога молит. А потому и ты плачь, но радуйся».

Е. Меркурьев в роли старца Зосимы. Сериал «Братья Карамазовы», 2008 г.

Я два дня нахожусь под сильным впечатлением повести Достоевского «Братья Карамазовы»… В ней, как и всегда у Достоевского, являются на сцену какие-то странные сумасброды, какие-то болезненно нервные фигуры, более напоминающие существа из области горячечного бреда и сонных грез, чем настоящих людей. Как всегда у него, и в этой повести есть что-то щемящее, тоскливое, безнадежное, но, как всегда, минутами являются почти гениальные эпизоды, какие-то непостижимые откровения художественного анализа. Здесь меня поразила, потрясла до рыданий, до истерического припадка одна сцена, где старец Зосима принимает страждущих, пришедших к нему искать исцеления. Между ними является женщина, пришедшая за пятьсот верст искать у него утешения. У нее перемерли по очереди все дети. Похоронивши последнего, она потеряла силы бороться с горем, бросила дом, мужа и пошла скитаться. Простота, с которой она описывает свое безысходное отчаяние, поразительная сила безыскусственных выражений, в которых изливается ее бесконечная тоска о том, что она никогда, никогда, никогда уж больше не увидит и не услышит его… Все это меня и до сих пор еще невыразимо хватает за сердце.

П. И. Чайковский. Письмо Н. Ф. фон Мекк. Париж. Февраль 1879 года

Рассказ о старце Зосиме предваряется экскурсом в историю старчества. Достоевский считает нужным объяснить светскому читателю, что это за явление: «Люди специальные и компетентные утверждают, что старцы и старчество появились у нас, по нашим русским монастырям, весьма лишь недавно, даже нет и ста лет, тогда как на всем православном Востоке, особенно на Синае и на Афоне, существуют далеко уже за тысячу лет. Утверждают, что существовало старчество и у нас на Руси во времена древнейшие или непременно должно было существовать, но вследствие бедствий России, татарщины, смут, перерыва прежних сношений с Востоком после покорения Константинополя установление это забылось у нас и старцы пресеклись. Возрождено же оно у нас опять с конца прошлого столетия одним из великих подвижников (как называют его) Паисием Величковским и учениками его, но и доселе, даже через сто почти лет, существует весьма еще не во многих монастырях и даже подвергалось иногда почти что гонениям, как неслыханное по России новшество. В особенности процвело оно у нас на Руси в одной знаменитой пустыне, Козельской Оптиной».

Паломники по дороге в Оптину пустынь. Фотография нач. ХХ в.

Отвечая на вопрос «что же такое старец?», Достоевский пишет: «Старец – это берущий вашу душу, вашу волю в свою душу и в свою волю. Избрав старца, вы от своей воли отрешаетесь и отдаете ее ему в полное послушание, с полным самоотрешением. Этот искус, эту страшную школу жизни обрекающий себя принимает добровольно в надежде после долгого искуса победить себя, овладеть собою до того, чтобы мог наконец достичь, чрез послушание всей жизни, уже совершенной свободы, то есть свободы от самого себя, избегнуть участи тех, которые всю жизнь прожили, а себя в себе не нашли. Изобретение это, то есть старчество, – не теоретическое, а выведено на Востоке из практики, в наше время уже тысячелетней. Обязанности к старцу не то, что обыкновенное послушание, всегда бывшее и в наших русских монастырях. Тут признается вечная исповедь всех подвизающихся старцу и неразрушимая связь между связавшим и связанным».

Келья прп. Амвросия Оптинского

На протяжении многих лет Достоевский мечтал описать старца. Первая такая попытка была сделана им в главе «У Тихона» из романа «Бесы» – той самой главе, которая по цензурным соображениям при его жизни не была напечатана. Но там старец получился не столь убедителен, так как не был списан с натуры. Старец Зосима – собирательный образ. Это не портрет Амвросия Оптинского. Но именно встреча со старцем Амвросием помогла Достоевскому осуществить свою мечту.

В русской литературе духовенству не отводилась сколько-нибудь заметная роль. Если священник и появляется в каком-нибудь романе, то, как правило, чтобы кого-то покрестить, обвенчать или отпеть. Мы не видим священников среди главных героев ни у Пушкина, ни у Гоголя, ни у Тургенева. Русская литература как бы проходит мимо них. Она не проникает в мир Церкви, а Церковь практически никак не соприкасается с миром литературы.