Ева и ее мужчины - [9]

Она заперла комнату и отдала ключи Клотильде, которая читала у себя за конторкой. Она что-то спросила по-французски, Ева не поняла, Бернар быстро перевел:

— Она спросила, будешь ли ты ночевать здесь?

— Да-да, — поспешила ответить по-английски Ева и отвернулась, чтобы не встречаться взглядом с девушкой. Она даже не хотела видеть выражение лица Бернара, настолько неловко себя почувствовала.

Возле гостиницы стоял большой белый автомобиль. Бернар помог ей сесть, обошел машину, сел на свое место и вдруг повернул к Еве лицо. Его черные волосы блестели от бликов уличных фонарей, голубые глаза смотрели как-то жалобно. Почему?

— Я хотел тебя видеть, звонил Фибиху, я ждал, я очень ждал… — Он привлек ее к себе и поцеловал в губы. Он целовал ее долго и нежно, а она вспомнила его появление у себя в квартире, их застолье, разговоры и подумала, что, если бы он так поцеловал ее там, в Москве, она могла бы жить в Париже уже больше месяца.

* * *

По дороге Ева призналась Бернару, что она не голодна и ее вполне устроит какой-нибудь бар или кафе, где они могли бы спокойно поговорить и обсудить дальнейшие планы. Она сказала, что намерена в Париже работать. Но, произнося последнее слово, поняла, что проговорилась и сейчас он спросит, чем именно она намерена заниматься. Но Бернар, похоже, не обратил внимания на ее слова.

— А кто та женщина, которая взяла трубку? — спросила Ева, чтобы перевести разговор на другую тему.

— Моя жена, Натали. Тебя удивило, что она говорит по-русски? Она русская.

Ева вздрогнула, как если бы ей плеснули в лицо кислотой. Потом она долго смотрела в окно, воспринимая Париж теперь уже по-другому. Она не радовалась ни теплой, напоенной ароматами цветов ночи, ни присутствию рядом с ней мужчины, о котором так много думала.

Даже сигарета, которую он ей предложил, показалась горькой.

В маленьком баре они взяли по коктейлю, и Бернар спросил, что случилось и почему она загрустила.

— Я никак не могу привыкнуть к мысли, что я уже не в Москве. Мне почему-то страшно.

— Это пройдет. У меня тоже так было в Москве, я проснулся, и оказалось, что я не дома.

Я всегда буду рядом, ты всегда сможешь рассчитывать на меня.

Она горько усмехнулась. В баре было немного посетителей, в основном молодые парочки, забредшие сюда, чтобы выпить, посидеть, а потом вновь отправиться гулять по ночным парижским улицам. На столиках горели оранжевые светильники, спокойный усатый бармен не спеша смешивал напитки и улыбался вновь вошедшим. Ева заметила, что, когда они только вошли сюда, он в знак приветствия помахал рукой и Бернару.

Около полуночи Ева запросилась домой. Она так и сказала: домой.

— Ты никуда не поедешь. Ты будешь жить у меня.

— Я не могу. А как же жена?

— Мы разделили дом, она живет на второй половине. У нее сейчас наверняка гости. Кроме того, она хочет познакомиться с тобой. Она безумно любит русских.

Ева ждала, что вот сейчас Бернар расскажет ей о своей жене — как они познакомились, как случилось, что она, русская, оказалась в Париже, но он молчал, смотрел на Еву и прерывал это молчаливое рассматривание лишь для того, чтобы заказать еще выпивку.

Когда они вышли из бара, он сказал:

— Не могу еще поверить, что ты здесь. Мне снится сон?

Как бы и ей хотелось, чтобы это был сон!

Во сне позволено все. Во сне она бы непременно уступила ему и поехала с ним хоть куда, даже к нему домой, она бы позволила ему целовать себя до утра, она бы многое спросила у него и рассказала бы сама. Но это был не сон, они шли по улицам обнявшись, и Ева ничего не понимала. Зачем ему было приглашать ее, если он живет с женой? Он воспринимает ее как русскую путешественницу, искательницу приключений или любви?

И все же это был сон. Они вернулись в машину, и Бернар вновь поцеловал Еву.

— Мы не должны этого делать, — сказала она и отвернулась к окну.

— Почему? Я же так ждал тебя, я постоянно думал о тебе.

— Я не знаю. Я не могу. Не спрашивай меня.

Ты же сам все понимаешь.

— Разве ты приехала не ко мне? — И вновь эти глаза, которые просят если не любви, то хотя бы нежности.

— Нет. Я приехала не к тебе. Отвези меня в гостиницу.

Они быстро мчались по пустынным ночным улицам, проехали по мосту через реку. «Должно быть. Сена».

Вдруг он резко затормозил, вылез из машины, обошел ее и открыл дверцу. Ева поняла, что должна выйти. Ей стало не по себе.

— Ни к тебе, ни ко мне, — сказал он, взяв ее за руку, и повел за собой через дорогу. Они вошли в ярко освещенный подъезд дома, где консьержка поздоровалась с Бернаром, поднялись на третий этаж, прошли долгий гулкий коридор, пока не остановились напротив какой-то двери. Бернар достал ключи и отпер замок. — Ни к тебе, ни ко мне, — повторил он и закрыл за собой дверь.

И тут случилось то, чего она больше всего боялась. Он набросился на нее и стал страстно покрывать поцелуями ее лицо, шею, плечи, грудь. Платье, словно вторая кожа, медленно сползло вниз, обнажая ее тело.

— Я… Я ждал тебя… — Он вел себя так, будто всю жизнь ждал этой минуты. Подхватив Еву, Бернар отнес ее куда-то в глубь квартиры. — Я знаю, ты приехала ко мне. Я не должен был уезжать, не должен был оставлять тебя одну в Москве… Я звонил… — Он уложил ее на постель и принялся судорожно раздеваться. — Я звонил, а трубку взял мужчина… Он находился в твоей комнате… Ты была там?