Ева и ее мужчины - [7]

— Значит, ты хотела уехать без меня?

Она убрала волосы со лба и кивнула.

— Я хотела начать новую жизнь, понимаешь? Мне казалось, что я буду больше писать, что я изменюсь, стану совсем другой. А какой человек не хочет перемен?

— Я, например. Я хочу, чтобы ты всегда лежала вот так же, положив голову мне на плечо, чтобы мы всегда были рядом, чтобы ты встречала меня на пороге, пусть даже со своими противными кистями… Выходи за меня замуж, Ева.

Она не пошевелилась. Замужество у нее ассоциировалось в основном с детьми, а к этому она еще не была готова.

Внезапно ей захотелось домой.

Закутавшись в простыню, она подошла к окну. Москва светилась мутными от дождя огнями, шелестели потемневшие кроны деревьев, где-то внизу, в подворотне, скулила брошенная собака.

— Я хочу домой, — сказала Ева. — Ты же знаешь, я могу работать даже ночью. Кроме того, теперь я боюсь за свою мастерскую. Надо будет завтра утром позвонить Смушкину, чтобы он со своими ребятами как можно скорее поставил решетки. Я пойду, а? — Она оглянулась и увидела, что Вадим отвернулся к стене.

Он обиделся. И так будет всегда.

Она легла рядом. Закрыла глаза, и ей почудилось, что на соседней улице, в пустой квартире, раздался телефонный звонок. «Алло, Ева, почему же ты не берешь трубку?..»

* * *

Перед самым отъездом Ева нашла в себе силы отключить телефон. Она закончила в тишине и полном затворничестве новую работу под названием «Петух в вине». Сюжет был таков: все наоборот — петух с кроваво-красным гребнем сидит за столиком в кафе, а мужчина и женщина, разрезанные на кусочки, но улыбающиеся, лежат на тарелке, рядом соусник с майонезом, кудрявый свежий салат, розовые креветки, вазочка с белым жасмином.

Она работала больше месяца, устала и наконец приняла решение поехать одна, не дожидаясь приглашения и билета. Не хотелось зависимости. Ее провожал Гриша. Обещал никому не сообщать ее адрес и телефон.

— Не боишься, птичка? — спросил Гриша.

Он выпил слегка там же, в аэропорту, когда они ждали посадки. В ресторане он продиктовал ей названия улиц, даже дал какой-то телефон.

— Мне ничего не нужно. Твои знакомые — общие знакомые. Я сама. — Она нежно взглянула на него.

— Почему ты ни разу не оставила меня на ночь? Я для тебя слишком толст? Почему? Ты глупая, Ева, все не тех выбираешь.

— Наверное, Гришенька.

— Квартиру надежно заперла? Решетки на окна поставила?

— Поставила. — Она не сказала ему, что для надежности спрятала все свои работы у Глеба Борисовича. — Вот только цветы пришлось поручить соседу.

— Могла бы и мне оставить ключи.

— Зачем? Не представляю, как бы ты ухаживал за моими бегониями… У тебя и так много дел.

— Дела бы подождали, тем более что твоя мастерская представляет для меня больший интерес… Но ты же ненормальная, думаешь, пять тысяч долларов — это такие большие деньги? Ты проживешь их очень быстро.

Постарайся снять квартиру где-нибудь на окраине. Дешевле будет. В крайнем случае, как кончатся деньги — позвони, я тебе вышлю или передам через знакомых. В этом ты можешь быть уверена. Да, вот чуть не забыл: если тебя захочет найти Майкл, ему тоже нельзя будет сообщить твой адрес?

— Смотри по обстоятельствам, Гриша, мне трудно сейчас что-либо предугадать. Ведь я и Вадиму ничего не сказала. Я хочу от всех и всего оторваться. Улететь.

— Ты ведешь себя, как влюбленная женщина. Очень странно. Я был уверен, что ты поедешь туда со своим адвокатом. — Он посмотрел на часы.

* * *

Париж встретил Еву хмурыми тучами и теплым дождем. В куртке, джинсах и легком свитере, с небольшой дорожной сумкой в руке, она стояла в аэропорту перед телефонной кабиной и не знала, с какой стороны к ней подойти. Номер она выучила наизусть. Искушение было столь велико, что она с огромным трудом заставила себя отойти от телефона и пошла по оживленной узкой улочке куда глаза глядят. Она впитывала в себя запахи, звуки и те непередаваемые ощущения, какие дает сознание того, что ты находишься в незнакомом тебе месте.

Она двинулась наугад по бульварам в поисках хотя бы временного жилья. Не зная ни одного слова на французском, она могла бы спросить кого-нибудь из прохожих на английском и наверняка отыскала бы гостиницу намного быстрее. Но ей не хотелось ни с кем разговаривать. Чувствуя необычайную легкость во всем теле, она пошла по Парижу, как по музею, рассматривая красивые здания, большие, утопающие в зелени площади, пока не вышла к Северному вокзалу. Миновав площадь Клиши, она попала на авеню Батиньоль и долго плутала, пока не оказалась в тупике Бово, в самом верху предместья Сент-Оноре, на углу авеню Гош. Для этого ей пришлось, изнывая от усталости, набрести на парк Монсо, окруженный со всех сторон решеткой с золочеными пиками, напротив которой выстроились в ряд роскошные особняки. На дверях первой же гостиницы висела табличка «Мест нет» на французском и английском языках. Здесь же, на мраморной доске, была надпись: «Комнаты на сутки, неделю или месяц. Водопровод, центральное отопление». Ева толкнула тяжелую застекленную дверь и оказалась в мрачном холле, где за конторкой сидела девушка с круглыми очками на носу и что-то записывала.