Этот сладкий запах психоза. Доктор Мукти и другие истории - [49]

— Что?

— Ровно пятьдесят минут, Шива. Мы закончим разговор в следующий раз. У меня есть окна по четвергам и пятницам.

— Но я как раз подошел к самому важному.

— Все это очень важно, Шива. То, что ты рассказал, имеет огромное значение, ты дал мне богатую почву для раздумий.

В сознании Шивы возник нежданный образ того, как Гуннар Грунбейн размышляет над его проблемами в ванной, обдумывает его неврозы, почесывая свои тевтонские яйца и намыливая свою гладкошерстную промежность. Как он всегда и подозревал: подвергнуться терапии означало заплатить за незначительную уверенность в малой толике чужого участия.

— Послушай. — Шива попытался растопить беспристрастие Гуннара Грунбейна, глядя на терапевта, как на последнюю опору. — Имеет место ситуация, и она развивается. Я к тебе не за сочувствием пришел или за советом, тут же…

— Меня ожидает следующий пациент, Шива, он тоже человек. Что бы там у тебя ни было, но придется подождать, итак, четверг или пятница? — Грунбейн взял с кресла ежедневник и ручку, приготовившись записывать, будто служащий в приемной какой-нибудь компании.

— Ладно, тогда, наверное, четверг.

— Отлично, ровно в одиннадцать, решено. — Грунбейн захлопнул ежедневник. — И вот еще что, Шива…

— Что?

— Мне стало интересно — и хотелось бы, чтоб ты об этом подумал: почему ты выбрал профессию психиатра?

В предбаннике Шива столкнулся с поразительным экземпляром: два метра черного кашемирового пальто, верх которого венчала надушенная и безупречно завитая черная борода ассирийского не то бога, не то царя. Владелец этой божественной растительности обозрел Шиву неподвижными черными глазами, но не сказал ни слова.

Свати ждала на улице, ее изящные пальцы в кружевных рукавицах из хны постукивали по рулю машины. Подчеркнув, что они с мужем поменялись ролями, она осталась на месте водителя и сама повела машину в Кентон. Шива еле сдерживал негодование: как можно вести себя настолько непрофессионально?! Получается, что клиенты Грунбейна должны покинуть гараж и прилегающую территорию до того, как закатится очередной побитый драндулет? Непрофессионально и бестактно, до такой степени бестактно, что его поведение — наряду с повышенной аналитической ретенцией — сильно попахивало патологией. Шива решил, сразу придя домой, заглянуть в справочник по психиатрии, хотя он и так был почти уверен, каким именно отклонением страдал Гуннар Грунбейн.

Остаток недели, под жестким настоянием Свати, Шива как мог глубоко погрузился в домашние дела. Все эти годы Свати смотрела и училась, будто знала, что такой день наступит. Теперь пришло время применить терапевтические навыки, почерпнутые от мужа, на нем самом. Что она и сделала с великим усердием. Дни проходили в абсолютной ясности, пациенту давались задания, и, если он выполнял их как надо, его поощряли, а если пренебрегал ими, то был наказуем соответствующим образом. Бамия и еще раз бамия.

Шива отводил Моана в школу и впервые в жизни общался с его учителями, он занимался семейным бюджетом и отчитывался перед Свати, вычистил сарай в саду и вынес мусор на свалку. После обеда Шива забирал сына из школы, а по возвращении домой они вместе занимались домашним чтением. Наградой Моану была видеоигра. Но, хоть Шива и не мог сказать об этом своей сестре-сиделке Свати, он счел, что влияние видеоигр чрезвычайно негативно. Экран телевизора начал выдуваться пузырем, как только пиксельные фигуры принялись охотиться друг за другом, после чего окончательно лопнул. Зеленые завитки из игры про джунгли, которую Моан обожал, разрослись так, что переплелись с многочисленными конечностями настольных бронзовых фигурок.

Стараясь не выказать страха перед сыном, Шива в ужасе наблюдал за тем, как Сарасвати, Калки и Ганг бросались в драку и бились с уродцами в камуфляже и с жесткими гребнями панков с того света. Моан хихикал, визжал и дергался, ловко обстреливая световыми лучами осыпающиеся стены покинутых храмов. А его отец еле сдерживался, чтобы не закричать, когда панки пытались выпрыгнуть с экрана ему на колени. Игра длилась всего час, но для Шивы это была манвантарас, сумасшедшая бойня длиной в четыре миллиона триста двадцать тысяч лет.

Во время ужина семья Мукти редко отличалась словоохотливостью. Жирные стремительные движения пальцев в рис с далом и обратно прерывались только беззубой просьбой передать блюдо или налить чего-нибудь. Шива не знал даже, сообщила ли Свати матери мужа, теткам и дядькам причину его болезни, но домочадцы никак не отреагировали на то, что он не ходит на работу. После ужина Моана отправляли спать, а остальные в полном составе набивались в одну комнату, усаживаясь перед телевизором и смотрели все подряд — полицейские сериалы, постановки, комедии, выпуски новостей, и только изредка благоговейная тишина прерывалась недовольным бормотанием кого-то из стариков. Актеры, игравшие неверных, дикторы, сообщавшие плохие новости, холерические офицеры правоохранительных служб — казалось, они жили вместо всех Мукти, которые вознеслись на небо, превратились в пожилых богов и богинь, обряженных в цветастые ткани, и взирали на этих смертных шутов внизу с ведическим цинизмом. Немощные создания, чья иллюзорная значимость может враз погаснуть от одного нажатия священным пальцем на кнопку пульта телевизора.