...Это вовсе не то, что ты думал, но лучше - [45]
Он снял с запястья янтарные четки и протянул мне. Янтарины были крупные, красноватые, теплые от его руки.
— Спасибо…
Я вглядывалась в уже виденные один раз черты. Та же породистость, тонкость, но кожа не белая, а смугло-розовая, а главное — сияющие глаза и ощущение птичьей легкости в каждом жесте. Чем дольше я смотрела, тем жарче становилась поднимавшаяся изнутри волна нежности. Она затопила меня полностью — от старых кроссовок до лохматой макушки. Никогда и ни к кому в своей жизни не испытывала я такого.
На левом виске под кожей билась жилка. На несколько секунд я целиком сосредоточилась на её пульсации. Подчиняясь чему-то более древнему, чем разум, потянулась дотронуться до нее, ощутить токи его жизни.
— Можно?..
— Не стоит, — он мягко отстранился, не позволив моей руке прикоснуться к его лицу. — Для этого ты ещё слишком живая.
Он отвел от меня глаза, и я опять осталась одна в тесноте и пустоте собственного бытия. И тут я вспомнила сон.
— Послушай, я должна сказать тебе… — Слезы опять тут как тут, и никак с ними не справиться. — Мне приснилось сегодня, что ничего этого больше нет, — я повела рукой вокруг, — ни людей, ни домов. Все поглотила вода.
Он легко улыбнулся.
— Забей — как говорят в вашей тусовке.
— Ты не понял — я словно попала в будущее. Недалекое будущее, ведь глобальное потепление…
— Забей! — повторил он. И поднялся на ноги, изящно крутанув тросточкой с нефритовым набалдашником. — Не грузись, девочка. Вытри глаза. Лучше пойдем прогуляемся! Позволь мне сегодня побыть твоим кавалером. Я хочу, чтобы ты рассказала мне обо всех знакомых, что попадутся нам по пути. Я сделаю так, что тебя никто не сможет увидеть.
— А обо мне, выходит, ты ничего не хочешь узнать? — Если б мне не было так хорошо — его 'забей' волшебным образом сняло с души камень, — я обязательно скорчила бы обиженную гримасу.
— А разве есть что-то, о чем бы ты не кричала по ночам в мое небо? Не шептала, гладя обшарпанные стены моих старых домов? Не выплакивала, полируя рваными варежками гранитные ступни моих эрмитажных атлантов?..
От его улыбки мне стало жарко, голова наполнилась чарующей легкостью.
— Ты прав: пожалуй, ты тот, кто знает обо мне всё. Только ты и ещё, может быть, Спутник. Ну, пойдем!
Я спрыгнула со скамейки, и мы вышли из садика.
— О ком, ты хочешь, чтобы я рассказала тебе?
Мы неторопливо брели по Невскому, наводненному толпами туристов, жадно пялившихся в хищные глазки фотоаппаратов.
— О тех твоих знакомых, кого мы встретим. Например, о нём, — он указал на сгорбившуюся фигурку на ступеньках Строгановского дворца.
— Я не обязана знать всех бомжей, шатающихся по твоим улицам и проспектам!
Говоря это, я всматривалась в субъекта, к которому мы приближались. Хотя на улице было более чем тепло, на нем была куртка с торчавшими из прорех клочьями ваты. Кудлатая борода, наполовину седая, темное от солнца (от грязи?) лицо, покрытое глубокими морщинами, кустистые брови над ярко-голубыми глазами…
— Я узнала его! Это Свет, хранитель вечного огня на Марсовом поле, — от радости, что вспомнила человека, лишь мельком коснувшегося моей жизни, я даже подпрыгнула и захлопала в ладоши. — Только я мало что могу рассказать о нем — мы почти не общались.
— Какой он?
— Хороший, — не задумываясь, ответила я. — Он бомж. Когда он после возвращения из Афгана провалялся долгое время в психиатричке, его жена и дочь лишили его прав на жилье и выгнали подыхать на улицу. Он весь день ходит по городу (собирает бутылки и сдает их), а ночует на Марсовом поле. По утрам на своей маленькой сковородке без ручки он жарит на вечном огне яичницу. Молодежь, собирающаяся там греться, уважает его и внимательно слушает его рассказы о войне, о жизни, о Боге. Минимум раз в неделю он ходит в баню. Он ревнитель чистоты и порядка, и сильно ругается с теми, кто мусорит у его огня. Там не бывает фашистов, скинов и тому подобной мрази. Никто не говорит гадостей, не кощунствует и не плюется.
— Забавно.
— Что именно?
— Что ты с такой теплотой говоришь о каком-то старом бомже.
— Ты не прав! — Я аж побелела от обиды за Света.
— Я не хотел оскорбить ни тебя, ни его. Просто мне показалось странным твое отношение к бомжу, вот я и позволил себе удивиться. Для меня все, кто любят меня, равно дороги. Но ты человек, ты иная. Ладно, продолжим наш путь, мы и так слишком здесь задержались.
Мы прошли ещё шагов тридцать, когда он вновь притормозил, указывая на невысокого мужичка с куцей бороденкой, залысинами и яркой бабочкой из бумаги, приделанной к длинной палке.
— А каков он?
— Это Гудвин, добрый волшебник нашего андеграундного мирка, — я улыбнулась, разглядывая знакомое лицо. Гудвин разговаривал с девушкой в косухе. Он вложил ей что-то в ладонь (конфетку — в этом я была уверена на все сто) и отошел, беспечно помахивая палкой с бабочкой. — Он очень-очень светлый и необычный, другого такого нет. Всем знакомым он раздает при встрече волшебные конфеты. Надо, когда их ешь, загадать желание, и если это действительно позарез нужно — обязательно сбудется. Его бабочку зовут Мария, он разговаривает с ней, как с живой. А дом его похож на закулисье театра — мне как-то посчастливилось там побывать. Жаль, что я не могу с ним сейчас поздороваться. Его магическая карамелька мне бы очень пригодилась…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Подзаголовок повести — "История о моем необыкновенном брате-демиурге". Это второй текст, написанный в соавторстве. В отличие от первого ("Nevermore"), мой вклад больше.) Жанр, как всегда, неопределенный: и фэнтези, и чуть-чуть мистики, и достаточно серьезный разговор о сути творчества.
Маленькая повесть-сказка, сон-фантасмагория. Очередное признание в любви моему Питеру — прекрасному и страшному, черному и серебряному, теплому и ледяному.
Это достаточно тяжелый текст. И жанр, как практически у всех моих вещей, непонятный и неудобоваримый: и "жесть", и психология, и мистика.
Самый последний текст и один из самых любимых. Фантастика, с уклоном в глубинную психологию. Те, кто уже прочел, называют самым мрачным из написанного, а мне видится и здесь свет.
Маленькая повесть о любви. Два голоса, сливающиеся в один. Похоже на сказку, на выдумку, но я отчего-то знаю точно: так бывает. Хотя и очень редко.
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.