...Это вовсе не то, что ты думал, но лучше - [46]

Странный то был день. Я встретила всех, кого когда-либо видела в 'Трубе', всех, с кем общалась хоть раз на улицах Питера.

— Эта девушка, та, с рыжими кудряшками, что стреляет сигареты у прохожих, — Язва. Она проститутка — не валютная, вокзальная, и наркоманка. Кажется, она больна СПИДом. Но, ты знаешь, она очень добрая, и, несмотря на её наркозависимость, на неё всегда можно положиться.

— То есть она шлюха и наркоманка, но все равно хорошая?

— Да, — я упрямо выпятила подбородок. — Я как-то вписывалась пару ночей в её тусовке — там все сидели на тяжелых наркотиках. Первое, что она сказала с порога, когда привела меня: 'Если кто предложит этому ребенку уколоться или угостит колесами, лично замочу в сортире, а мясо продам на шаверму!'…

Все люди и впрямь казались мне сейчас добрыми и светлыми, и ни одного из встреченных я не могла бы назвать плохим человеком.

Мы добрели до памятника Чижику-Пыжику на Фонтанке. Вот уж кого я не ожидала здесь увидеть, так это бывшего бой-френда! По моим сведениям, он должен быть сейчас торчать в своем Мурманске.

— Это Тибальд! Мы встречались с ним в прошлом году, причем рекордно долгий для меня срок — целых восемь месяцев. Правда, больше половины этого времени прожили в разных городах — он в своем родном Мурманске, где безбожно мне изменял. В декабре я приехала к нему стопом и прожила до весны, решив заодно проблему зимовки. Мы обитали в квартире его друзей, парня и девушки, и я заметила, что в первый день девушка поглядывала на меня с опаской и старалась не оставаться наедине. Наутро, за приготовлением завтрака для наших мужчин, мы разговорились, и она поведала, что очень боялась моего приезда, так как этот облезлый рыжий пес, решив пошутить в своей обычной манере, предупредил, что из Питера приедет нимфоманка, бисексуалка и большая любительница зажигать втроем-вчетвером. Можно догадаться, сколько ласковых слов я высказала своему благоверному (точнее, не слишком верному) по поводу его шуточек! А весной я сбежала и вернулась сюда, потому что дико соскучилась по… — я на секунду запнулась, — по тебе.

— И он, конечно, тоже хороший?

— Он славный! Яркий и безбашенный. То он панк и неформал до мозга костей, то скин и фашист, непонятно, во что верит и к чему стремится. Необязательный и свободный как ветер. 'Ветер веет над зловонной помойкой, ветер веет над ледяной изумрудной вершиной. Ему все равно, где веять, как библейскому духу…' Такой стишок посвятила ему одна из его девушек. Северный ветер, принесшийся из Мурманска. Восхищенное обалдевание, досада и ярость — вот чувства, которые он вызывал во мне чаще всего. А знаешь, почему он сейчас снимает кроссовки и расстегивает рубаху?

— Стриптиз? Вряд ли он выбрал подходящее место.

Я рассмеялась.

— Он собирается нырять в Фонтанку, под памятник Пыжику. Туристы бросают туда монеты на счастье. Он живет этим с мая по октябрь.

— Весьма своеобразный способ заработка.

— Для таких, как мы, вполне прибыльный. И времени отнимает немного. Смотри! — я позвенела браслетиком на левой руке, состоящим из симпатичных медных 'евриков'. — Это он подарил мне прошлым летом. Однажды Тибальд наступил на осколок бутылки на дне и страшно распорол ступню. Денег, как назло, не было — ещё ничего не успел насобирать. Мы с Вижи забежали в аптеку, вон в ту! — я показала головой, — и пока она отвлекала своей болтовней продавщицу, мне удалось стянуть бинт и перекись. Ворую я, надо тебе сказать, крайне редко. Разреши мне поздороваться с ним — очень давно его не видела и дико соскучилась! К тому же боюсь: раз он прикатил без предупреждения, видно, опять влип во что-то нехорошее.

— Нет, — жестко отрезал Питер. И добавил мягче: — Не сегодня. А что это за девушка, которой он поручил сторожить свои вещи?

— Это Шерри. Она неровно дышит к нему, еще с прошлого лета. Весьма своеобразная 'трубная' личность. Она наркоманка, как и ее мать, и, как и мать, талантливая художница. На мой взгляд, когда она трезвая и не 'обдолбанная', она самая красивая девочка во всей тусовке. Глаза с поволокой, длиннная шея, натуральные вороные волосы… Я искренне балдею от ее внешности и таланта и не понимаю, зачем нужно так гробить себя. Однажды я была у нее в гостях — огромная квартира в старом доме на Ваське, кругом статуи и картины — и при этом полный бардак. Помню, нам пришлось залезать к ней по дереву, на второй этаж — потому что в двери был домофон, а ключи она потеряла. Ко мне Шерри отчего-то испытывает очень теплые чувства, чуть ли не материнские, хотя старше всего на два года. Не знаю, чем я заслужила такое, но это приятно.

— Ну, ещё бы: она ведь очень хорошая?

Я замешкалась с ответом. Всплыло в памяти, как ненавидел ее мой названый братец Акела, как грозился чуть ли не изуродовать — за то, что подсадила на иглу Лешего, с которым одно время встречалась.

— Для меня — да.

Я подошла к самому Пыжику. Мой кавалер не стал отчего-то меня торопить и остановился, с изяществом опершись на парапет, изогнувшись, чтобы не испачкать костюмчик, и поигрывая тросточкой. Какая жалость, что никто из прохожих не видит, какой мужчина меня сопровождает — повеса и щеголь с безупречными манерами и смеющимися глазами! А уж если б Тибальд увидел, челюсть у него отпала бы до ключиц…